Взрослая дочь - Саша Ройс
Невольно сжимаю её пальца и тут же отпускаю, боясь причинить боль.
Что ещё? Что я должен сделать ещё?
Возомнив себя богом, я захотел копию тебя, которая никогда бы мне не прекословила. Я бы всё равно победил в своём стремлении владеть тобой! Всё равно. Я никогда не проигрывал. И в тот раз, столкнувшись с твоим сопротивлением, я заказал себе «Игрушку», точную копию тебя.
Но сейчас, когда ты могла покинуть меня, я понял – никакая копия не заменит оригинала. Никогда. Для меня такое невозможно.
Отхожу в сторону, набираю пластического хирурга Замана. Сейчас уже почти утро, светает.
- Бакир Сахимович?
- Солор, приветствую.
- Я передумал. Я отменяю заказ на точную копию девушки.
- Но…
- Выслушай меня до конца. Я заплачу неустойку. А Материал пусть выберет себе другую внешность, оплата пластических операций Заготовки, разумеется, за мой счёт.
- Мы даже не приступали к изменению лица, работать начали пока только над фигурой… - отчитывается он.
- Вот и прекрасно. Реабилитацию девушки я тоже оплачу и помогу с документами, - спокойно заверяю.
- Она действительно может выбирать всё, что хочет? – на всякий случай уточняет хирург.
Смотрю на Николь.
- Да, Бакир, всё, что она захочет.
- Я тебя услышал. Всего доброго, Солор.
- До свидания!
«Ну вот, Николь, я выполнил второе условие, чтобы ты только осталась жива. – Мысленно обращаюсь к девушке. - Осталось третье. Мне нужно всего лишь отпустить тебя».
Спустя три месяца
Спустя три месяца после трагедии я уже чувствовал себя другим человеком. Взрослым, самостоятельным. Одиноким.
Мать я упёк в психиатрическую лечебницу и ни разу не посещал её. Я отказался от неё, как она отказалась от меня в угоду иллюзорности осуществления своих желаний. Теперь она может придаваться им сколько душе угодно, а я никаким образом не претендую и на минуту её времени. Женщина, которая дала мне жизнь, счастлива в своих мечтах, пусть и под наблюдением врачей.
А для общественности, для всех родительница Солора Фаделя отправилась в годичное кругосветное путешествие.
Отныне вся моя жизнь, настоящая жизнь была сосредоточена на Николь.
Нет, я не сидел около неё часами и днями напролёт, и не молился одновременно всем богам за её здоровье. Однако каждый день после рабочего дня, здесь не играло роли, во сколько я освобождался от дел, я ехал в больницу, где проходила лечение Васильчикова.
Я знал, что прежде «душил» её своим вниманием, потому обозначил для себя жесткий временной регламент – полчаса. Я могу находиться с ней рядом не больше тридцати минут. Теперь это мой «потолок».
Поначалу, в первые дни проводил с девушкой не более нескольких минут. Используя свои возможности, я создал для неё комфортабельные условия и запретил врачам что-либо говорить об этом ей.
Николь приходила в себя постепенно, очень долго и медленно восстанавливалась после операции. А мне нравилось всякий раз, навещая её, отмечать про себя повышение жизненных сил, яркость блеска в глазах, но больше всего меня подкупала её чувство благодарности. И это чувство возросло в сто крат, когда я сообщил Васильчиковой, что Адель будет сама воспитывать ребенка при моём непосредственном участии и контроле.
Я никогда не забуду, как нежно держала она меня за руку в те счастливые минуты, как наговорила мне кучу комплиментов, искренне выражая своё восхищение правильностью моего поступка.
Николь вдохновила меня на поезду в Грецию, к Адель. Там, мы с моей бывшей любовницей смогли найти в себе силы поговорить по-человечески и более-менее начали обсуждать будущую совместную опеку над малышом. Договорились о том, что я буду приезжать раз в месяц в течение её оставшихся месяцев беременности, а также я выразил желание присутствовать при рождении своего сына. Ко времени моей поездки в Грецию пол малыша был известен. Адель не высказывала своего нежелания, на том и решили.
Чтобы уцелеть душой и телом, я с головой погрузился в бизнес. Обстоятельства способствовали тому, что во мне активировались те качества, которые в крупном бизнесе особо ценны: это цинизм и расчёт.
Трагическая судьба матери заставила меня «закруглить» все семейные связи с семьёй Кайшатов и сосредоточиться сугубо на деловых отношениях.
Первым приказом на следующий день после трагедии я уволил всех помощников, которых мне прислал отец. Ах да, я перестал называть его про себя «отцом». С того дня он снова стал для меня Арифом Тахировичем Кайшатом. Будто чувствуя это, он приехал ко мне на другой день. В мой офис, пришёл в мой кабинет.
У Кайшата везде были свои уши, особенно в моём доме, особенно после гибели Ибрагима. От них я попытался максимально избавиться, обыскав весь особняк и сменив весь штат прислуги и охраны. Домоправителем я назначил строгого иностранца японского происхождения.
Я холодно приветствовал своего биологического отца в огромном кабинете. При его появлении я поднялся на ноги, протянул ему руку для формального рукопожатия и снова сел в своё большое кожаное кресло.
Моё поведение, мягко говоря, удивляло Арифа, но он старался не подавать виду. А вот я, напротив, не прятал своих чувств и намерений, открыто объявив, что с этой секунды нас связывают исключительно деловые отношения.
- Но почему? – изумлялся Кайшат. – Всему виной беда, произошедшая с твоей матерью?
- Нет, - мотаю головой, не соглашаясь, - всему виной то, что произошло двадцать семь лет назад, когда друг Ибрагима Фаделя переспал с его женой.
Мы должно смиряем друг друга взглядами и после почти пятиминутного молчания, Ариф, не сказав ни слова, покидает мой кабинет. А у меня в груди растворяется острое ощущение удовлетворенности – я всё сделал правильно.
Глава 63.
Солор
На Баку спускается вечер, и я уже по сложившейся традиции собираюсь ехать к Николь. Сегодня особый раз, потому что завтра её выписывают. Это последняя возможность пообщаться с ней так, как все эти месяцы, тяжелые и в то же время приятные.
«Я был с тобой, а теперь я должен тебя отпустить», - мысленно обращаюсь к девушке, задумчиво глядя на мелькающие за окном виды столицы.
Я спокоен.
Всё это время я находил в себе силы (и они оказались неисчерпаемы, благодаря моей связи с Николь), на посещение психолога. Два-три раза в неделю я тайно приезжал к специалисту и довольно полезно для своей души подвергался психоанализу. Владение собой мне стало казаться безупречным.
