Держи меня крепче - Рида Сукре
И сейчас она, верная своим решительным принципам, вломилась к брату, ворвавшись в комнату, которая была освещена лишь экраном монитора, не выключаемого не днём, ни ночью. Окна были зашторены плотным чёрным материалом, не пропускающим в комнату солнечных лучей. Идея подобных занавесок принадлежала Сене, который обнаружил в себе ещё одну страсть кроме любви к съёмке — печати фотографий, и соорудил в их общей комнате нечто вроде фотостудии.
Света от монитора вполне хватило, чтобы обнаружить, что её любимый братец, не в пример своему обычному посту у предмета обожания, всё ещё нежится в кровати, укрывшись с головой простыней. Соне подобное поведение показалось кощунственным, и она поспешила исправить положение, раздвинув шторы и выудив его, малахольного, из объятий Морфея сорвав с него простынку.
— Пипец! Картина маслом — «Не ждали»! Я от вас тащусь! — проорала Сонька, увидев представшую её очам картину.
Огласивший комнату вопль выудил бы из состояния беспробудного сна даже покойника, так что парочка, до вмешательства Сони мирно сопевшая и нежащаяся в объятиях друг друга, подскочила и стала нервно озираться по сторонам, с трудом продирая глаза сквозь разомлевшие веки, ещё не до конца осознав, что ночь отдала свои права утру, а утро уже успело раскланяться и передать контрольный пакет акций по управлению сутками дню. В конце концов, глаза обоих застуканных распахнулись, явив миру сокрытое в них удивление, ошарашенность неожиданным местоположением и соседством.
— Ты меня в постель затащил, сволочь! — вместо пожелания доброго утра возопила Леся, всё ещё одетая в свой императорский костюм, изрядно потрепавшийся и порванный местами, не подлежащий восстановлению.
Её причёска также истрепалась, волосы выбились из-под королевской диадемы, образовав на голове воронье гнездо, ажурные перчатки были безвозвратно утеряны, но макияж оставался безупречен, почти каким был перед балом, хотя подведи её к зеркалу, Леся не поскупилась бы на анти-комплименты для собственной многострадальной персоны. На скуле оставался отчётливый след чьих-то неаккуратных рук или кулачков.
— Я? Тебя? — в удивлении переспросил Егор, а именно его обнаружила вместо Стаса Соня, с трудом вспоминая, каким образом это чудо оказалось в его кровати и сейчас делит с ним ложе.
— Ты меня домогался! — кинула в него новым обвинением возмущённая и чувствующая себя принятой за девушку лёгкого поведения. Этот статус был ей в новинку, и совсем не понравился.
— Ты в своём уме? Да я пальцем щёлкну — вокруг меня табун таких как ты соберётся! — отбил её атаку не менее возмущённый Егор, со своей стороны считающий, что домогалась до него как раз Леся, и в постель затащила тоже она, вот уж бабье отродье.
Ещё большей уверенности в этом добавляло отсутствие на нём футболки и полное обнажение торса, хотя штаны и кроссы оставались на пране. Что вводило его в ступор, ведь снимать обувь в прихожей — что-то вроде ритуала, к которому его приучили в детстве, и которому он следовал даже в Лондоне, где вся общественность поголовно отказывалась снимать обувку дома.
— Это ты с ума сошёл, как только увидел меня! С того самого дня меня так и преследуют твои маслянистые похотливые глазки!
— У тебя мания величия, женщина! — искренне удивился обладатель благородных выразительных серых глаз.
— Ты ещё меня оскорблять будешь, извращенец!
С гневным криком она схватила подушку и начала методично огревать по лицу не ожидавшего подобного подвоха Егора, который изловчился отобрать у неё безобидную подушку, превратившуюся в её руках в безжалостное орудие убийства.
— Психи, — сказала Сонька и убежала на кухню за шоколадом, прокручивая в голове, что в её жизни всё намного лучше, чем у этих душевнобольных недоразвитых калек, хромающих на одну единственную на двоих извилину.
13
А тем временем «психи» уже катались по полу в попытке одержать верх и доказать друг другу, что «я прав, а ты виновен!» Способ детский, но выверенный временем, традиции его не устареют никогда.
— Гад! Обесчестил меня и радуется, тупоголовое животное! — надрывалась Леся.
— Сама дура больная на голову, нимфоманка хренова! — не оставался в долгу Егор.
— Я тебе череп размозжу и докажу, что там мозгов и на ложку не наберётся!
— И кто после этого извращенец?
— Ты! — без доли сомнения в голосе выплюнула Леська.
— Заткнись! — не выдержал парень и выверенным движением сжал её руки, задрав их выше головы, а сам примостился на неё сверху, сжимая коленями трепыхающееся тело, другой рукой зажал ей рот и всем своим видом доказал превосходство мужского начала над женским, сильный пол и всё такое.
— Давай успокоимся и воспроизведём вчерашнюю ночь, — тоном ведущего переговоры с забравшимся на высокий карниз самоубийцей предложил Егор.
На что Леся в согласии медленно моргнула и с наслаждением впилась своими острыми зубками в его ладонь, наглядно транслируя, как с ней поступать не рекомендуется. Парень взвыл и схватился за укушенное место, попутно вскочив на ноги и пятясь от «машины убийства», коей она перед ним предстала, сдвинув к переносице в злобном порыве брови, устремив на него пылающие немилосердным гневом глаза, поджав пухлые губы в тонкую линию и раздувая ноздри, как бык на корриде. Её руки были в состоянии изготовки, чтобы расцарапать лицо и отомстить за всё.
— Тихо-тихо… Тсс… — приступил к попыткам успокоения гневной фурии Егор.
— «Тсс»???
— Тихо, красавица, успокойся…
— Я спокойна, — проорала ему в лицо Леся. — Сам успокаивайся!
— Мы оба должны успокоиться, Лесенька, солнышко, милая моя девочка…
— Не твоя! И не милая! Ещё «лестницей» меня обзови! — продолжала ор вселившаяся в чудо-девочку фурия.
— Не моя. Но солнышко… Красавица…
— Всё! Хорош! Прекрати этот психологический трёп! Я не идиотка, понял? Кретин! — Расколола его потуги девушка, и изловчилась плюнуть в лицо.
— Ты меня достала! — взорвался пытавшийся прийти к консенсусу парень, наконец-то осознавший бесплодность своих попыток.
— Успокойся! Ты же не стабилен! Тебе слово не скажи — мгновенно вулкан взрывается, рыгает магмой в ни в чём не повинных граждан!
— Это в тебя что ли, неженка?
— Допустим!
— Такую чёрствую, лишённую банальной простоты ведьму ничем не прошибёшь. Легче кирпич себе на голову раскрошить, чем понять тебя.
— Ты меня сейчас ведьмой назвал?! — выудила самое обидное для себя из его пламенной речи Леся.
— Да, ведьма! — выкрикнул он ей в лицо и удалился из комнаты, громко хлопнув дверью, пресекая дальнейший спор ни о чём.
Так они и разбрелись — каждый по своим углам,
