Ненастоящая семья - Мария Манич
— В войнушку с отцом играли. Просил называть его: командир Василий! Имя Рома ему категорически не нравилось.
— Почему? — искренне удивляюсь. — Хорошее имя.
— Потому что букву «р» до шести лет не выговаривал. И был Лома, — смеётся Марина Николаевна. — Ещё фотоаппараты его всё интересовали. Лет в девять заявил нам, что обязательно станет корреспондентом. Снимал всяких букашек на плёночный «Зенит». Муж привёз его нам из Москвы. А потом мы купили ему «Кодак», мыльницу такую. Так он с ней вообще никогда не расставался. Осталась она у тебя ещё?
— Да, где-то на квартире лежит, — негромко произносит Дроздов, задумчиво вырисовывая на моём бедре узоры.
— Как антиквариат? — я опять смеюсь.
— Как память. Мне отец его подарил, незадолго до… — голос Ромы обрывается, и они с матерью быстро переглядываются.
Расслабленная и безмятежная атмосфера теперь омрачена облаком грусти. Понятно, что тема отца семейства Дроздовых для них всё ещё болезненна. Несмотря на то, что по моим подсчётам, прошло уже больше десяти лет, как его не стало. Время не лечит. Оно лишь заставляет жить дальше.
Я ласково глажу Рому по затылку и незаметно, пока его мама переключается на беседу с моими родителями, целую его в шею. Просто прижимаюсь губами в одном касании, а чуть солоноватая кожа под моими губами покрывается мурашками.
— Значит, ты всегда знал, чем будешь заниматься по жизни? С самого детства?
— Да это всегда было что-то вроде мечты. Но фотографировать смеющихся людей на свадьбах — это не совсем то. Корреспонденты — это репортажники, наверно, поэтому во всей этой свадебной мишуре мне нравятся живые эмоциональные фото. Не постановочные. Иногда задумываюсь над тем, чтобы уехать на год-другой в какую-нибудь Камбоджу снимать тот мир, о котором, в современном обществе предпочитают умалчивать. Бедность. Голод. Дети, которые не знают, что такое школа.
— Такое и у нас в стране есть.
— Да. Я бы и по нашей поездил. Может быть, когда-нибудь решусь на такой трип.
— Такое непросто снимать. Мне так кажется, эмоционально тяжело. Лучше уж смеющиеся пары в любви. Это же так прекрасно. Красивая девушка, красивый мужчина — на пороге создания ячейки общества, — мечтательно прикрываю глаза.
— Любовь — это прекрасно, только когда она взаимна, Лена. Часто двое любящих людей не совпадают друг с другом, как частички пазла. Что-то постоянно мешает им быть вместе. Обстоятельства, другие люди или собственные комплексы.
— И что тогда?
— Тогда они прекращают эти болезненные отношения. Встречают кого-то другого и выскакивают замуж или женятся, почти не думая, лишь бы не болело. Лишь бы кто-то любил тебя, а не ты.
Приподняв голову, внимательно вглядываюсь в красивое лицо Ромы. Он серьёзно рассматривает меня в ответ, не отводя глаз. Сердце колотится как бешеное. Даже дышать трудно.
— У тебя всё ещё болит? — еле шевелю губами.
— Уже нет.
— Это хорошо. Да? У меня тоже уже не болит. После Куликова. А знаешь, как болело? На куски рвало. Вот прямо так, как ты описываешь, — бормочу, пряча взгляд. — Не все люди подходят друг другу. Но выжить можно.
— Можно.
Медленно выпутываюсь из объятий Ромы и поднимаюсь на ноги. Он не останавливает меня, продолжая сидеть на хлипком садовом стуле. Внимательно и с любопытством смотрит снизу вверх, складывая руки на груди. Доволен, видимо, как его философия о любви больно ударила по мне. Его за пару недель до свадьбы не бросали. Мне ли не знать, что такое, когда «болит».
Отряхиваю с шорт невидимые пылинки и чешу коленку, на которой зудит комариный укус. Магия романтичного и семейного вечера растаяла как дым от костра на ветру.
Мне хочется заорать на Рому и сказать, что сейчас мне в десять тысяч раз больнее, чем когда меня бросил Куликов. Просто знать, что Дроздов, оказывается, до одури любил свою Филатову и собирался на ней жениться. А потом подвернулась я. Мало ли что у них там произошло? Может быть, если бы не наш ненастоящий союз, он сейчас был бы счастлив с Таней.
Целовал её за сараем и отгонял комаров.
Не болит у него.
А у меня болит.
Господи, какая же я идиотка!
Почему опять влюбилась в самого неподходящего парня на свете?
Меня словно изрешетили десятками пуль. Ломит слева под рёбрами, отдавая ноющей колющей болью. Болит не только тело, но и душа. Наизнанку выворачивает, и виной этому не слишком большая порция шашлыка с овощным салатом, а наглая физиономия красавчика Дроздова.
— Ты куда? — интересуется Рома.
— Хочу проверить, как там Зоя.
— Что её проверять? Я и отсюда вижу твою принцессу. Спит. Не трогай её.
— А я хочу тронуть. Не указывай мне, что делать, — огрызнувшись, обнимаю себя на плечи и отворачиваюсь.
Дроздов усмехается, растягивая губы. Опускает глаза, а потом вновь вскидывает на меня. В его взгляде пляшут веселье и дурачество. А я уже не на шутку завелась, так, что хочется что-нибудь сломать.
— У-у-у, не завидую брат, — как-то не вовремя решает влезть в наш разговор Лекс.
Круто оборачиваюсь к парню, меча в него молнии из глаз. Лёша приподнимает плечи, пытаясь втянуть голову.
— Что ты сказал?
— Я пошутил, Леночка. Ты будешь самой милой женой на свете. Моему брату очень с тобой повезло.
— Именно так, — поддакивает старший Дроздов.
Уголки его губ подрагивают от смеха. Мой папа уже в голос гогочет, а мамы переглядываются друг с другом, пряча улыбки.
— Лена у нас всегда характерная была. С ней никогда не скучно, как выдумает что-нибудь… — негромко произносит мама, привлекая внимание моей будущей свекрови. — Вот например: было ей три года, и у нас постоянно свет в доме стал выключаться. Пробки вырубало. Мы уже и электриков вызывали, и Сан Саныч что-то поменял в счётчике. Ничего не помогало. А оказалось, наша Леночка пинцет в розетку вставила и завалила её своими игрушками.
— Да вы что?
— Ма-а-а-ма-а, — стону, пряча лицо в ладони.
Теперь я понимаю, что чувствовал Рома
