Мне плевать! (СИ) - Таль Ная

— Не знаю. Я… — Локти подкашиваются от того, что он большим пальцем описывает круги около клитора, а затем давит ровно на чувствительную горошинку. Подставляет вторую руку мне под спину, чтобы не упала.

— Руки, — снова командует и я послушно вытягиваюсь по струнке. Продолжает гладить моё тело. Не могу сдержаться — дрожу и подаюсь вперёд. Знаю, что так нельзя, но трусики уже давно промокли, а его слишком острые прикосновения не дают того, что хочу. Разговаривать не разрешает. Приходится просить так, как получается. — Хорошая, послушная девочка, зачем ты пришла?

— Помириться, — из последних сил выдыхаю я.

— Не-е-е-ет. Мириться я с тобой не собираюсь. Мы не ссорились, ты просто сбежала и очень хотела сделать мне больно той запиской. Признаюсь, у тебя получилось, — подхватывает за шею и тянет на себя.

Не успеваю опомниться, как мои губы обжигает поцелуем. Твёрдый. Решительный. Непоколебимый, словно скала, он намеренно делает больно своими размашистыми движениями. Опускается к шее и жалит губами так, словно ставит на мне клеймо. Щетина колется нещадно, но я терплю.

— Руки, — снова вытягиваюсь перед ним. Он приподнимается, чтобы устроиться поудобнее и я подстраиваюсь под него.

Нежно опускает кружево бюстгалтера под грудь и целует соски. Так хочется снять и эту тряпочку, ёрзаю в попытке освободиться. Получаю какой-то непередаваемый рык, замираю и вздрагиваю от того, что Алекс сдвигает трусики в бок. Приставляет головку члена к влагалищу и медленно входит.

Это пытка. Каждый раз я готова убить его за медлительность, а он упивается своей властью над моим телом. Резко подаюсь вперёд. Тоже могу быть вредной и непослушной. Шипит и я продолжаю сама двигаться на нём.

Наполняюсь им снова и снова. Это безумие. Он — мой. Мы слишком сильно совпадаем, чтобы находиться отдельно друг от друга.

Перехватывает за талию и с силой насаживает на себя. Да. Я тоже соскучилась. Поднимаюсь и обнимаю за шею. Острые соски при движениях трутся о его кожу, но мне хочется большего. Одной рукой глажу и сжимаю свою грудь, а Саша продолжает контролировать темп и натягивает меня на член. Он рычит и яростно, жёстко входит до самого упора. Сладкая боль разливается внизу живота.

Меня выгибает от наполненности и вибрации внутри. Влагалище сокращается с бешеной скоростью, и я от бессилия падаю ему на грудь. Разряды оргазма прокатываются волнами и бисеринки пота проступают на спине.

Целую своего любимого мужчину в шею и пальчиками вырисовываю на груди завитушки.

— Ты простишь меня? — Тихо шепчу ему в ухо.

— Если ты пообещаешь не творить больше такую ерунду, — получаю свой нежно-колючий поцелуй. — В душ, — командует Алекс и я получаю шлепок по попе. — Ты ещё не всю вину загладила, — он смотрит на меня и улыбается. Готова поспорить, что это от того, как в удивлении вытягивается моё лицо.

После секса в ванной мы сидим на кухне. Друг напротив друга. Оба понимаем, что нужен серьёзный разговор, но если будем сидеть слишком близко, то нам точно будет не до разговоров.

— Может это не моё дело, но зачем ты так с дочерью? — Решаюсь на первый шаг.

— Как? — Поднимает на меня брови.

— Она же просто ребёнок. Приревновала. С кем не бывает? Но не пускать в дом зачем? — Мне очень обидно за Лору. Наказание не равноценно её поступку.

— Её никто не выгонял. Вещи в комнате лежат, можешь проверить, — наверное моё лицо снова вытянулось, потому что Алекс фырчит и натянуто улыбается. Вижу же, что хочет засмеяться, но сдерживается.

— Она сказала…

— В основном правду, — ухмыляется интриган. — Я и в правду два дня с ней не разговаривал. Мне нужно было прийти в себя после твоего, назовём это «скоропалительного отъезда». Лора слишком близко к сердцу приняла моё молчание и прилетела сюда. Не смотри так на меня.

— Но Эрик…

— Да. Он сильно застрял в бумагах, поэтому я попросил, чтобы он хоть немного выгуливал мою неугомонную дочь. Она кого хочешь расшевелит. Ему полезно, — отмахивается Алекс. Может их отношения для него не станут сюрпризом? Хочу поведать, что Лора отлично «расшевелила» своего экскурсовода, но вспоминаю её виноватый вид и умолкаю. Потом разберёмся.

— Чай? — Спрашивает Саша и встаёт, чтобы достать кружки.

— Ой. Мама же послала тебе пирожки, — вспоминаю и несусь к входной двери за рюкзаком, пытаясь прикрыть его футболкой свой голый зад. Бельё пришлось сполоснуть и стребовать хоть какую-то временную одежду, потому что платье он «взял в заложники» и обещал вернуть только после разговора.

Усаживаюсь обратно за стол и раскрываю пакет с ароматными пирогами. Мясными. Вот мама! А меня морковными кормила. Нет. Их я тоже люблю, но мясные больше.

— М-м-м, Анна Станиславовна, говорила, что они вкусные, но я и не подозревал насколько, — первый пирожок Алекс буквально проглатывает. Мне нравится смотреть, как он ест.

Что? Говорила? Мои глаза сейчас точно напоминают чайные блюдца. Возмущение застревает в горле, потому что Саша отскакивает от стола.

— Только не кричи, — предупреждает он.

— Ты. Говорил. С. Моей. Мамой, — чеканю по словам, словно зачитываю смертный приговор. — Когда?

— Когда отправлял к вам Лору, — его лицо становится хищным. — Не могу же я отправить собственную дочь к незнакомым ей людям. У тебя чудесные родители, — оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно кинуть в интригана, а он с проворностью и ловкостью ниндзя убирает от меня даже чайную ложку. И кружка с чаем тоже исчезает из-под моего носа. — Спокойно! — Да — да. Именно после этих слов я стану спокойна. Держи карман шире!

— Так вы… — Осеняет меня.

— Да. Определённый сговор имел место быть, но это же только потому, что я люблю тебя, — его невинный вид совершенно не подкупает.

— Не надо мне здесь твоих обтекаемых фразочек! — Рявкаю я.

— Никакие они не обтекаемые, — выставляет руки вперед, так чтобы я их видела и делает мелкие шажочки ко мне навстречу.

И ведь могла же сама догадаться, что что-то тут не так. Слишком быстро меня снарядили и вытолкали из дома. Не дали подумать, опомниться. И в комнате, когда переодевалась, тоже не оставили одну. Просто дожали. Выходит даже мама принимала в этом участие? И папа… Задыхаюсь. Воздуха в лёгких от возмущения слишком мало. Он бы ни за что не согласился, если бы точно не знал, что Алекс не виноват.

Пока складываю в голове два и два, несносный тип не теряется и вытаскивает меня из-за стола. Обнимает. Мы просто стоим посреди кухни. Не могу сдержаться. Начинаю хлюпать носом. От обиды накатывают слёзы. Он снова сделал всё по-своему. Сделал так, что сама пришла к нему.

— Тихо-тихо. Не плачь. Я просто устал ждать, — устал он. А я не устала?

— Знаешь, что? — Произношу через всхлипы.

— Что? — Правильно, да. Обними крепче.

— Ты совершенно невыносим, — пытаюсь отойти от него, но он не даёт. — Шесть лет отравлял мою жизнь, а потом, когда я тебе доверилась, обманул. Только не начинай про то, что это был не обман, а умалчивание. Вещи разные, итог один, — очень сложно говорить серьёзно, когда тебя буквально расплющивают в объятиях. — Ты был рядом, и я думала, что хуже быть не может, — вздыхает. — Дослушай! А когда осталась одна, чувство, что из меня словно душу живьём выдирают, поселилось вот тут, — показываю себе на грудь и возвращаю руку Саше на спину. — Ты мне нужен, Алекс Риверс. Очень, — последнее слово произношу тихо и утыкаюсь ему в грудь.

— Я тоже тебя люблю.

Через два месяца.

— А-а-алекс, рада тебя видеть, — с наигранным радушием перед нами появляется дамочка в дорогущем блестящем платье.

Здесь все такие. У меня уже болит голова от яркости тканей и блеска драгоценных камней. Всем интересно посмотреть на избранницу закоренелого холостяка. Женщины нескончаемой вереницей подходят к нам и заводят светские разговоры. Ни одного имени не запоминаю и от натянутой улыбки уже сводит скулы.

Поскорее бы этот вечер закончился. Я, как китайский болванчик, только и делаю, что киваю и отвечаю короткими фразами. Иногда совсем не понимаю о чём они говорят, но всё равно улыбаюсь. Как жаль, что отвертеться от этого приёма не удалось.