Шагай! (СИ) - Петерсон Хельга

— Давай загадывать, — пробормотал он.

— У нас нет лент.

— Есть.

Он опустил руку в карман, захватил всю охапку и вытянул её наружу. Эмма отстранилась. Посмотрела на торчащие из кулака Брента лоскуты, глаза её округлились.

— Где ты взял?

— Срезал с шеста, — пожал плечами он. — Выбирай. Здесь есть и синие, и зеленые, и красные.

— Я вижу, но…

— Что? Никто не видел, как я их резал.

Эмма закусила губу. Очевидно разрывалась между озорным авантюризмом и чопорной правильностью. Авантюризм победил: не приклеивать же эти ленты назад, в самом деле. Осторожно, чтобы не рассыпать, Эмма вытянула из кучи три лоскута, но тут же замерла. Ленты повисли в пальцах.

— Мне нечего отдать дереву, — опомнилась она. — Всё осталось в палатке.

Такая ерунда не могла помешать осуществлению ритуала.

— Сейчас найдём.

Свободной рукой Брент хлопнул себя по бокам, потом по бедрам, и запустил пальцы в карман джинсов. Сразу нащупал маленький кругляш. Подцепил его, вытянул и поднёс к глазам.

Один фунт, профиль королевы сверкнул на аверсе.

— Держи, — он протянул монету Эмме.

Она посмотрела на него со сдерживаемой улыбкой. Но фунт забрала. Развернулась на пятках, бросила монету в прикорневое основание куста, и принялась осторожно навязывать свои ленты на переполненные ветки. Шипы терновника схватились за рукава водолазки, но Эмма легко увернулась от них.

— А ты? — обернулась она через плечо, придерживая одну ветку двумя пальцами.

В кулаке еще остались ленты. Достаточно цветов, чтобы загадать все возможные блага для кармы. Брент снова хлопнул себя по карманам в поисках подношения. Проверил джинсы, куртку. Но ничего не нашёл.

— У меня больше ничего нет, — пробормотал он. — Хотя…

Остался еще внутренний карман. И в нём кое-что должно было быть…

Металл согрел подушечки пальцев, легко лёг в ладонь, и через секунду на поверхности появился маленький золотой ободок. Белый след на безымянном пальце уже сравнялся по цвету с остальной кожей, но случилось это только недавно. Долгие месяцы обручальное кольцо напоминало о себе незагоревшей полоской.

Ленты Эммы уже были навязаны. Она полностью развернулась к Бренту, и её зеленый взгляд замер на его раскрытой ладони.

— Это-о… — неуверенно протянула она.

— Кольцо, — коротко кивнул он. — Хотел зашвырнуть его в Ломонд, но забыл.

Давно пора было от него избавиться. Одно время Брент даже хотел спустить символ любви и верности в унитаз, но побоялся, что испортит канализацию, поэтому засунул кольцо в какой-то карман и забыл, в какой. А потом оно вывалилось непонятно откуда, когда Брент собирал вещи в поход. Опаздывая на автобус, он спрятал кольцо во внутренний карман куртки, решив, что в походе уж точно избавится от него.

Рассматривая ободок на ладони, Брент не сразу обратил внимание, что между ним и Эммой повисло молчание. Странное. Оно возникло впервые за последние несколько дней. Облепило кожу неприятной плёнкой. Пора заканчивать всю эту длинную-длинную историю обманутого человека. Брент сделал шаг, преодолевая расстояние до терновника, поднял кольцо, и повесил его на один из шипов. Рядом с ним привязал сразу несколько своих лент. Всё это время он чувствовал на себе пристальный взгляд, но стоило закончить и обернуться, как Эмма уставилась на свои сцепленные в замок пальцы.

— Я… — её голос сделался хриплым. Она запнулась и откашлялась. — Я пойду, — запустила руку в волосы, прочесала их. — Наверное, нужно уже будить остальных. Чтобы выйти пораньше и пораньше уехать в Лондон, всё-таки семь часов в пути…

Она действительно собралась удрать? Прямо сейчас? Из-за старого, поцарапанного кольца? Брент успел поймать её за локоть.

— Эй, — прошептал он. — Куда убегаешь?

— Я не…

— Ты убегаешь.

Он притянул Эмму к себе и скрестил руки за её спиной.

— Слушай, это всего лишь кольцо, ясно? — пробормотал Брент в её волосы. — Моё прошлое нельзя стереть, к сожалению. Оно останется со мной, но это не значит, что оно до сих пор имеет для меня какую-то ценность.

— Я просто хотела разбудить группу, — буркнула Эмма.

— Я так и подумал.

— О, ну хватит! — в этот раз кулак всё-таки ткнулся Бренту под рёбра.

Он не успел сгруппироваться. Сдавленно охнул и хохотнул. Лучше пусть дерется, чем делает вид, что ей безразлично…

Три часа подъёма вверх.

Три часа вздохов Леа, успокаивающего шепота Флорана, и желания американцев сфотографироваться через каждые сто футов.

Мари не пошла. Когда Эмма стала будить группу, палатка француженки оказалась пустой. Открытие неожиданное и ужасающее. Но сильно испугаться никто не успел. Спустя пять минут поисков и громких криков заспанная Мари выползла из чужой, незнакомой палатки. Выпрямилась, расставила руки в стороны и широко зевнула. Вслед за нею выполз бритоголовый мужчина с татуировками на шее и руках, и с густыми тёмными бровями.

Флоран и Леа выпучили глаза, выражение лица Эммы в тот момент не слишком отличалось от лиц французов, а стоящий рядом Брент громко прыснул в кулак.

— Что? — изломила бровь Мари. — Белтейн.

Аргумент исчерпывающий. Никто не стал спрашивать, кто этот лысый и когда Мари успела уронить себя на него. В итоге она осталась в лагере общаться с внезапной любовью. Бен-Невис её больше не привлекал. И так вышло даже лучше, потому что Мари вряд ли спокойно выносила бы стенания Леа, что несомненно осложнило бы восхождение.

На вершине ветер свистел в разы сильнее, чем внизу. Высота меньше мили, не Эверест, не Килиманджаро, и даже не Мачу-Пикчу, однако вид открылся фантастический. Девять раз из десяти его не удаётся застать. Хмурое небо и туман над Бен-Невис — норма, и максимум, что можно извлечь из восхождения — это тренировка силы воли и то самое ощущение, когда стоишь будто над облаками на плывущем в небе острове.

Сегодняшний день — другой. И хотя на вершине всё еще лежал снег, а во время подъёма ветер несколько раз пригонял тучи и морось, но они задерживались буквально на минуту, освобождая небо солнцу. А внизу простирались озёра, холмы и реки. Всё переливалось такими яркими оттенками, будто перед глазами стояла обработанная в фотошопе фотография.

Эмма остановилась рядом с каменной хижиной, в которой неудачливому туристу можно укрыться от непогоды, и осмотрелась. Сегодня здесь топталась всего одна небольшая туристическая группа, пришедшая немногим раньше группы Эммы. Слишком мало людей для такого популярного места. Всё из-за Белтейна. Праздник свалил с ног целый лагерь, и это тоже в общем-то было только на руку. Никто не мешался под ногами, не заслонял объективы, места хватило всем, чтобы при этом не драться за лучший ракурс для фотографий.

Французы стояли, обнявшись, и смотрели в даль. Ветер заставлял Леа теснее прижиматься к Флорану, от чего тот был только рад. Американские дети корчили рожицы, делая селфи и фотографируя друг друга. Вот и вся группа. Она изначально была с минимальным количеством туристов, а к концу похода и вовсе потеряла какую-то значимость. И смысл в наличии гида.

Брент совершавший краткий обход вершины, закончил его возле Эммы. Остановился рядом, спрятал руки в карманы синей куртки и, так же как сама Эмма, осмотрел собравшихся профессиональным взглядом надзирателя.

— Ты рада? — спросил он, совсем немного склонившись к её уху.

Эмма не повернулась. Продолжила следить за людьми: чужая группа уже собралась уходить, их инструктор поднял руку и демонстративно постучал пальцем по экрану часов.

— Чему?

Брент пожал плечами.

— Конец похода. Ура.

— Еще не конец, — она скосила взгляд на мужчину. — Три часа спускаться, семь часов ехать. Конец похода будет только поздно вечером.

— Зануда, — хмыкнул Брент.

— Я профессионал, мистер Рейнер, — деловито провозгласила Эмма и легко толкнула его плечом.

Во время восхождения он почти не проявлял свою симпатию. Шёл рядом или позади, общался со всеми в равной степени, и только иногда посылал Эмме понимающие улыбки. И за это Эмма была благодарна. Никто не видел их вместе, и меньше всего хотелось в последние часы похода выставить свою личную жизнь на обозрение всей группе.