Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена

— И он успешно справлялся и исправно брал денежки за эту пыльную работёнку.

— Пока… — подсказал Антон.

— Пока моему отцу срочно не пришлось собирать пятьдесят миллионов Тоцкому на взятку. А после передачи денег компания «Строй-Резерв» благополучно испарилась, словно её никогда и не было.

— Не понял, — поправил Антон густую русую чёлку, что упала ему на лоб. — По идее, если они и должны были линять, то с деньгами.

— Да. Если бы именно деньги были их целью. Но нет. Они передают деньги. Тоцкий отдаёт из них десять миллионов долю Сагитова. Всё как всегда проходит как по маслу. И вдруг… мой отец приходит к нему с трясущимися губами и говорит, что его кинули.

— Вот это засада, — присвистнул он. — Я представляю, как жидко потекло говнецо по ляжкам у зама прокурора.

— И как ему стало страшно, когда стали выяснять, и оказалось, что компании «Строй-резерв» не существует. Они-то получили деньги моего отца. Но мой отец не получил ничего, залез в долги, а его кинули.

— И другу вроде как надо помочь. И ведь не дурак твой дядя Ильдар понял, что запахло жареным?

— Ещё как понял. Но он, наверное, не занимал бы свой пост так долго, не был бы первым замом прокурора города и не метил бы в его кресло, если бы не был хитрым и изворотливым. Как ему казалось, — уточнила я и обвела его фамилию.

— И что они придумали?

— Угадай, — усмехнулась я.

— Нет, ты уж договаривай, — пригрозил мне пальцем Антон.

— Прежде всего, конечно, свалили всё на недобросовестную строительную компанию.

— Логично. Сказали, что она сбежала с его деньгами?

— Да. И заявление у моего отца приняли, а ещё очень красиво объяснили, что грозит ему за дачу взятки в особо крупных размерах.

— Которую Госстройнадзор якобы не брал, а значит им и бояться нечего, — продолжил за меня Антон.

— А мой отец её как раз давал. Поэтому о взятке в его же интересах помалкивать. Но если деньги, потерянные в результате незаконной сделки, он вернуть всё же хочет, друг подсказал обратиться к тому, кто может помочь. Так мой отец и пришёл к Моцарту.

— И предложил тебя в качестве оплаты?

— И мы подошли к самому интересному, — усмехнулась я. — Именно об этом я и хотела тебя спросить.

— Ах, да, — Антон стукнул себя по лбу, — мы же с этого начали. Спрашивай!

— Тебе не кажется странным просить за свои услуги что-то ещё, когда Моцарт должен забрать у Тоцкого деньги? И точно знал, что заберёт. И, как ты сказал, уже забрал, — в ответ на мой взгляд Антон кивнул. — Это восемьдесят миллионов, Антон! Моцарт мог оставить себе половину, мог оставить и больше, не думаю, что отец возражал, если бы ему вернули хотя бы часть, но…

— Он попросил тебя?

Я вздохнула.

— Это ты мне скажи, — я развела руками. — Моцарт попросил меня в качестве оплаты сам? Или всё же дядя Ильдар велел отцу предложить дочь в качестве наложницы? Ведь первое, что мне сказал Сагитов при встрече, после того как выдал свою версии истории со взятками: я хочу, чтобы ты рассказывала обо всём, что услышишь в доме Моцарта.

— О, нет! — схватился Антон за голову. — Нет, нет, нет, нет! Только не говори, что ты это делала! Чёрт! — он ударился лбом о стол, когда я едва заметно кивнула. Стукнулся с чувством ещё пару раз, а потом посмотрел на меня с ужасом. — Он тебя не простит. Моцарт не простит тебя никогда.

Я усмехнулась.

— Извини, Антон, но ты идиот, если так до сих пор ничего и не понял.

Но он понял. И уставился на меня, открыв рот.

— Он именно на это и рассчитывал? Моцарт притащил тебя сюда, чтобы ты рассказывала своему дяде Ильдару всё, что узнаешь?

— Сомневаюсь, что он этого не ожидал. Он знал, что, скорее всего, я именно так и поступлю. У меня не было оснований не доверять дяде, которого я знаю с детства. И не было ни одной причины доверять бандиту, который притащил меня в свой дом насильно.

— Мо давал тебе ложную информацию? Ту, что нужно донести до твоего дяди?

— Может быть. По крайней мере, именно так я «нечаянно» узнала о том, что это Моцарт создал компанию «Строй-Резерв».

— Подожди, — нахмурился он, осмысливая мои слова. — Так выходит за всем этим изначально уже стоял Моцарт?

— Выходит, Сагитов изначально и был его целью. А может цель его куда больше, чем мы можем себе представить. Это же Моцарт! — воскликнула я без сарказма. Он и правда сейчас виделся мне великим и ужасным. — Мой отец, я, Тоцкий, даже ты, сидящий сейчас передо мной, все мы — просто пешки в его игре. И чёрт его знает, чего он на самом деле хочет. И чего добивается.

Сейчас, пересказывая всю эту историю вслух, мне даже казалось, что его встреча с Сашкой — такой же продуманный ход, как и всё остальное. Он видел, что я им увлекаюсь и решил разбить мои иллюзии в прах, переспав с моей сестрой. Или нет. Просто я слишком прониклась его фокусами, как представлением великолепного иллюзиониста. Одна его привычка появляться у меня за спиной, когда я не жду, и угадывать мои желания чего стоит. И я теперь не просто его идеализирую, как Антон, и даже не боготворю. Кажется, я самым возмутительным образом его люблю. Вопреки всему.

Я не жалела о том, что всё рассказала Антону. Теперь, как никогда, я была уверена, если бы Моцарт не хотел, я бы не узнала ни слова из его вчерашнего разговора с дядей Ильдаром. Я бы не узнала ничего из того, что мне не следовало знать. И Антон тоже. Моцарт и это, думаю, предполагал. А значит, это не суть как важно.

Но я должна была выговориться хотя бы для того, чтобы у меня в голове всё разложилось по полочкам. Чтобы я приняла простую истину: я с Моцартом не потому, что он меня заставил. Не потому, что этого требуют обстоятельства. Уже нет. Я ушла, но вернулась. Он позвал, и я пришла.

Я с ним, потому что сама этого хочу.

Только он не может ответить мне взаимностью. Не потому, что наказывает. Не потому, что не хочет или я его недостойна. Просто это единственное, что ему не подвластно. Его сердце занято и давно разбито. Вот что он потерял на этом пути, кроме жены и ребёнка — способность любить.

Но для меня это уже ничего не меняет. Ведь я могу любить за двоих. Могу его любить ничего не требуя взамен. Могу любить, даже когда его не будет рядом. Я могу любить его всю жизнь и даже дольше жизни.

Я не могу его не любить.

— Эй, ты что опять плачешь? — окликнул меня Антон.

— Нет, — улыбнулась я сквозь слёзы.

— А что ты рассказала своему дяде Ильдару из того, чего не стоило бы?

— Ничего. Но я отдала ему детальки, что остались от микрофона и камеры, когда Моцарт выкинул их тогда в гольф-клубе и растоптал. Ну, когда связь с ним пропала.

И я хотела показать, что имела в виду, но потом вспомнила, что оставила пакетик на тумбочке, а когда проснулась, его уже не было — видимо, Моцарт забрал.

Антон изменился в лице.

— Что? Антон, да говори уже! Моцарт вернул их назад. Он вчера их принёс.

Парень выдохнул с облегчением.

— Слава богу! Ты даже не представляешь себе насколько они важны.

— Да брось! — хмыкнула я.

— Он что совсем тебе ничего не рассказывает? — нахмурился Антон.

Если бы он хотел меня обидеть, то у него не вышло бы лучше.

— С чего бы он мне что-то рассказывал, — оттолкнула я блокнот и встала. — Я же тут, можно сказать, из вражеского лагеря. Мне скармливают то, что на выброс.

— Жень! — Антон подошёл следом за мной к окну. — Прости. Я ляпнул, не подумав.

Он опёрся рукой о косяк окна. Упёрся лбом в эту согнутую руку. И прикусил большой палец второй руки, словно в подушечку попала заноза. Было что-то настолько знакомое в этом жесте, что я невольно повернулась.

Он жалобно сложил брови домиком.

— Прости!

Чёрт побери! И это тоже так знакомо. Похоже, он слишком много времени проводит с Моцартом: даже паясничает совсем как он. Мне даже показалось, что в свете дня его глаза, посаженные не глубоко, в отличие от глаз Сергея Анатольевича, и выглядят голубее, но, чёрт побери, похожи. Тоже серые. Тоже пронзительно-пытливые.