Не верь мне (СИ) - Евстигнеева Алиса
Потеряв отцовские деньги, но всё так же испытывающий острую потребность в них, Гаранин был вынужден искать способы заработать. Как не смешно, но, так же как и я, он разбирался только в тачках. Только я знал их изнутри, он же знал всё о том, как, где и у кого. Так жизнь вывела его очень серьёзным людям. Сам он никогда не занимался автоугонами, для этой работы нанималась левая шушера, которую было не жалко. Угнать современный автомобиль на самом деле плёвое дело. Куда сложнее было потом перегнать и продать. Тут и пригодился Лёшка, умеющий втереться в доверие и обзавестись связями. Он играючи находил тех, кого можно было с головой втянуть в эту сеть. Таким остолопом оказался и я.
-Объяснил?! – устало выдохнул я, всё ещё не понимая, что, помимо очередной волны разочарования в себе, даёт мне его рассказ.
-Да. Но ты не понял.
-А что я собственно понять должен?
-Деньги. Они не главное, - философски изрёк Лёшка.
-Да нет уж, это я как раз понял.
-Ещё нет. Понимаешь, можно обладать таким количеством бабла… ну что б он прям всех щелей у тебя торчало, но это не делает твоё жизнь лучше. И вот с этим уже не возможно смириться.
-Зачем ты мне это СЕЙЧАС говоришь?
-Потому что однажды ты выйдешь… И сам это всё поймёшь.
И действительно пойму. По-новому. По-своему. И сильно позже.
2
До меня долго не доходил смысл приезда Лёшки ко мне. На исповедь это походила слабо, извиняться он и не думал. К чему было тратить столько усилий, ради мизерной доли вшивой философии?
Мой взгляд всё ещё был замылен гневом, а я сам всё так же туп. К тому же его приезд сделал только хуже. Он взбередил во мне что-то такое, что я старательно в себе подавлял. Свою долю ответственности в отношениях с Олей. Неужели, я всё сломал задолго до этого?
Очередное потрясение ждало меня, когда я получил своё первое письмо от Гаранина. Он писал стандартно раз в месяц, на протяжении полутора лет. Сначала это были длинные истории из жизни, пространные размышления о жизни, судьбе и предназначение. Каждый раз, получая очередной конверт от него, я клялся, что не буду читать, что просто разорву в клочья и пошлю всю эту затею в никуда. И каждый раз срывался… Наверное, это была вариация моей наркомании, ещё одна ниточка, помимо родителей, которая связывала меня с прежней жизнью. Лёшка писал, а я не отвечал, хотя он, наверное, и не ждал. Спустя год нашего одностороннего общения, я вдруг с ужасом обнаружил, что Лёшке становилось всё хуже и хуже. Мне требовалось всё больше усилий, чтобы уловить логику его повествования. И почерк. Он и до этого не отличался особым приличием, но теперь буквы плясали у него вкривь и кось, а то и вообще отсутствовали. Вот тогда я не выдержал, написав ему гневное письмо на тему, что пора завязывать… с наркотой.
Не то чтобы я верил, что это поможет. Но мне нужно было понимание, что я хоть что-то предпринял. Просил, требовал, умолял. И в какой-то момент мне даже показалось, что это помогло. Слабо. Но был какой-то прогресс, я снова стал понимать то, что он писал. А потом пришло оно – его последнее письмо. Я сразу понял, что всё, это конец, продолжения не будет. Правда, это потом не мешало мне, ещё долгие месяца ждать продолжения. Так и не дождавшись. Две сточки. Две долбанные строчки, которые расставили всё по своим местам.
«Главное в жизни быть Человеком. У меня уже без шансов. Ты ещё сможешь. Не проеби свой шанс. И прости, если получится. Алексей Гаранин».
Он умрёт от передоза весной. А ровно через год меня выпустят досрочно, выкинув во внешний мир настолько неожиданно, что я даже понять ничего толком не успею.
Из тюрьмы меня будет встречать отец. Постаревший и исхудавший. Я буду смотреть на его седую голову и понимать, что сломал не только себя, но и родителей. И опять в голове проскользнёт несуразная мысль о том, что какое счастье, что Оля ничего не знает. Папа попытается увезти меня в родной город, но я категорически откажусь, ссылаясь на то, что теперь мне точно нельзя возвращаться ни с чем.
И на этот раз дело было не в деньгах или успехе. Мне предстояла задача посложнее – заново отыскать себя в этом мире и сотворить из этого хоть что-то достойное.
Воспоминания вгоняют в ступор, из которого оказывается не так уж и просто выйти. За окном давно ночь, но свет уличных фонарей всё равно освещает мой дом. Я сижу в полумраке, силясь рассмотреть в нём хоть какие-то ориентиры на будущее.
Я возвращался в этот город с одной единственной целью – быть ближе к своей дочери. Родителей я любил, но дружить с ними у меня получалось лишь на расстоянии, мать слишком рвалась взять мою жизнь под свой контроль. А вот Анютка… Это было что-то совершенно другое. Светлое, честное и до невозможности прекрасное. При одной только мысли о ней мою душу заполняло теплом. Все эти годы она была моим призрачным ориентиром. С той самой минуты, как родители впервые привезли её после моего выхода из тюрьмы, до меня дошло, что у меня больше не было повторного шанса на ошибку. В этот раз надо было сделать всё правильно. Я помню, как держал Аньку на своих руках и просто вдыхал запах её волос, а слёзы сами катились по моим щекам, и никакого стеснения. Потому что всё это пустое и не имеет никакого значения. Лишь моя дочь в моих руках.
Но стоило родителям увезти внучку обратно, как моя жизнь вновь завертелась и закрутилась, и я подстёгиваемый страхом так и остаться никем, вгрызался во все подворачивающиеся мне возможности. Правда, на этот раз не забывал думать головой, взвешивая все за и против. Но если решался, то уже держался до конца. И вот, спустя три года у меня было почти всё, о чём я только мог когда-то мечтать – свой бизнес, деньги, машины, какой-то там статус. Можно было радоваться и наслаждаться жизнью, вот только нехрена не получалось. А ещё слова, однажды сказанные Лёхой, набатом звучали в моей голове:
-Понимаешь, можно обладать таким количеством бабла… ну что б оно прям всех щелей у тебя торчало, но это не сделает твою жизнь лучше. Как не смешно, но это главное.
-Зачем ты мне это СЕЙЧАС говоришь?
-Потому что однажды ты выйдешь… И сам это всё поймёшь.
И я, правда, понял. Потому что, какая разница как часто Аня приезжала ко мне в гости или как часто мы разговаривали с ней по телефону, если в пределе жизнь моей дочери всё равно проходило мимо меня?
У меня и официальный предлог нашёлся – расширение границ своего бизнеса, выход на региональный уровень. За этим было тоже удобно прятаться. Мол, я еду открывать новый автосервис в свой старый город, где так удачно живут мои родители, дочь… и жена с чужим ребёнком.
Думал ли я в момент принятия решения об Ольге? Если скажу нет, то явно солгу. Я не мог не думать о ней. Точно так же как и не мог вычеркнуть её из своего сердца. Мечты о ней и мальчике по имени «Крош» по пятам преследовали меня всё это время. Когда был в тюрьме, то в минуты особого пиздеца мне «нравилось» мечтать о том, что это мой сын. Мозг словно порождал новую реальность, не способный найти хоть какой-то иной смысл в происходящем. Если бы я только знал… То что? Ответа на это у меня нет.
Сейчас практически невозможно поверить в то, что я принял Ольгины слова в серьёз. Измайлов Сергей Сергеевич. Стоило только это услышать, как сразу всё в этом мире встало на свои места. Это было настолько пугающе правильно, что я просто терял дар речи, не зная, как произнести такую простую истину вслух. А я ведь даже родителям ещё ничего не рассказал. Мне словно хотелось по максимуму хранить эту тайну у себя на душе. Наивная игра сознания. Мне до сих пор, кажется, что как только я расскажу об этом кому-нибудь, то обязательно резко что-то произойдёт. Например, Оля признается, что всё это была одна жестокая шутка, чтобы окончательно меня уничтожить. Нет, я не верил в это. Но злой иррациональный страх всё ещё разъедал моё нутро, заставляя метаться и форсировать события.
Теперь у меня их было двое. Аня и Сергей. Я будто заново открывал для себя значение быть отцом. Можно ли за одну встречу полюбить человека? Можно, если любил его всегда. Ведь он был от Оли. Так странно. И до ужаса волнительно. Сын всё ещё пугался меня и смотрел с недоверием, словно прицениваясь, ведь мы с ним виделись всего ничего. Пара встреч и один вечер. Но я верил в то, что мы с ним обязательно справимся.
