Алина Феоктистова - Тепло твоих губ

Олег молчал, упрямо глядя перед собой в одну точку.

— Ясно, ты и сам не знаешь. Представим себе другой вариант. У твоего Романа — депрессия, закончившаяся психическим срывом, такое случается с людьми его профессии… Но и тогда, извини, твое присутствие не совсем обязательно. У него есть жена, родители, друзья. А ты собираешься лететь через всю Европу, и для чего? Для того, чтобы отвезти своего друга юности к психиатру. Глупо, Олег. И, наконец, третий вариант. А что, если ты меня обманываешь? Может быть, это возвратилась она? — Элеонора, не отрываясь, смотрела в глаза Олегу.

— Нет, не она, — сказал Олег. — И ты обещала мне никогда о ней не упоминать. Что же касается Романа… Что бы ты там ни говорила, я все равно поеду к нему. Роман — мой друг, и сейчас он в беде, понимаешь?

— Понимаю, отчего же, — Элеонора опустилась в кресло и закинула ногу на ногу. — Вы были дружны детьми, потом учились. Прекрасные студенческие годы… Ну так когда ты вылетаешь?

Олег знал, что она не докончила того, что говорила обычно, когда разговор заходил о Романе: «Он не тот человек, с кем было бы выгодно поддерживать отношения. Он никогда не будет известен, никогда ничего не добьется. Он — твое прошлое, а думать нужно о будущем».

Но только что она затронула запретную тему и потому, как видно, решила не педалировать ситуацию.

— Ночным, на 12.30, — сказал Олег.

— Вот как, — Элеонора и бровью не повела. — А прием? Я объявила, что буду с мужем, тебя вписали в число гостей. Это не пьянка в дружеском кругу, на которую можно не прийти. Это встреча, от которой в какой-то степени зависит будущее всей нашей семьи. Может быть, ты поедешь завтра?

— Нет, сегодня, — Олег встал и направился к телефону. — Роман мой друг, Эля. Мне очень жаль, но ты забыла, что это значит. А на Майами полетите, как и решили, с Альбертиком. Я приеду чуть позже.

Заказав билет, он подошел к все еще сидящей в кресле жене и мягко, но решительно поднял ее с кресла. Супруги обнялись и некоторое время постояли, прижавшись друг к другу.

Олег взглянул на часы — до отлета оставалось еще три часа. Можно еще успеть попрощаться с сыном. Потом Элеонора поедет на прием, а он — в аэропорт. Элеонора молча оделась, Олег автоматически отметил про себя, что костюм из мягкой ткани ей очень идет. Чуть расширенные плечи, узкая талия, короткая юбка и туфельки на высоких каблучках делали ее стройную фигуру просто неотразимой.

Из номера вышли молча, не глядя друг на друга. То, что произошло сейчас между ними, не было обычной размолвкой и даже ссорой, и супруги это прекрасно понимали. Олег вывел из гаража серебристый «Ауди» — Элеонора считала, что на приемы нельзя приезжать на такси, и ему пришлось идти в прокатную контору и брать машину напрокат всего только на два дня.

За руль тоже села Элеонора. Олег так и не научился разбираться в местных дорожных знаках, а объяснение с полицейским на некоем русско-английском «воляпюке» приводило, как правило, к смехотворным результатам.

Так же молча подъехали к колледжу, упрятанному за высокую металлическую решетку и купы аккуратно подстриженных деревьев. Створки ворот разошлись, Элеонора направила машину к месту парковки…

Их встретили прямо в дверях — телевизионные мониторы были расставлены по всей территории колледжа, мгновенно информируя педагогов-наставников о появлении новых лиц. Группа, в которой учился Альбертик, состояла всего из трех человек. Зато наставница несла полную ответственность за успеваемость детей, их здоровье, была в курсе всех возникающих проблем.

Наставница Альбертика выглядела достаточно стандартно для швейцарской школы. Это была неулыбчивая, строгая женщина в шерстяном костюме английского покроя. Она сразу дала полный отчет о состоянии дел у воспитанника Альберта Романова.

— Она говорит, что с Альбертиком все в порядке, — перевела Элеонора Олегу. — Спрашивает, нет ли у нас пожеланий к ней, к директору, к воспитателям. У меня нет. А у тебя?

Олег отрицательно покачал головой, и женщины продолжили свой диалог.

— Я предупредила, что завтра заберу сына, и к моему приезду он будет готов. Сейчас Альбертик на спортивной площадке. Мы можем к нему пройти… Они играют в роликовый хоккей, но она говорит, что это совсем не опасно, если принимать необходимые меры предосторожности.

Попрощавшись с воспитательницей, они отправились туда, откуда неслись веселые голоса. Альберт в сине-желтом пробковом шлеме, в мягких кожаных наколенниках и таких же нарукавниках, синих, с желтыми полосами, в белой футболке и белых шортах, с клюшкой в руках стоял в воротах, а остальные ребятишки, точно так же экипированные, ездили по асфальтированной площадке… Из шестерых игроков лишь одна была девочкой, и вместо шортиков на ней красовалась беленькая юбочка. Но клюшкой девочка орудовала ничуть не хуже мальчиков и ездила так же лихо.

Заметив родителей, сын подъехал, снял шлем, поцеловал мать. Но не так, как целуют соскучившиеся дети, бросаясь на шею и чмокая куда попало, — поцеловал в щеку, едва прикоснувшись губами. Так же поздоровалась с сыном и Элеонора — но с той лишь разницей, что сделала она это еще более светски — прикоснувшись щекой, чтобы не оставлять следов губной помады. Олег прижал к себе сына, тот не отстранился, но в ответ не прижался, выжидал, когда же наконец его выпустят из объятий.

— Хэлло, мама, хэлло, папа, я рад вас видеть! — В приветствии сына, однако, прозвучала искренняя радость. — Мне передали, что вы звонили. Ну как, едем?

Они отошли к лавочке, сын и Олег сели, Элеонора осталась стоять, видимо, опасаясь испачкать либо помять юбку.

— Мы поедем вдвоем, — сказала Элеонора. — У папы дела, и он срочно улетает.

— Я приеду потом, — прервал ее Олег. — Денька через три… четыре.

— А теперь расскажи о своих успехах, — продолжила жена. — Только, пожалуйста, по-английски. Завтра у меня лекция, а я давно не практиковалась. Так что, если буду делать ошибки, поправляй, не стесняйся.

Они заговорили, ловко перебрасываясь фразами, точь-в-точь как маленькие хоккеисты мячиком у них перед глазами. Олег не слушал, исподтишка разглядывая сына… Да, Альберт все больше становился похожим на мать, такой же уравновешенный, жизнерадостный, неглупый. И коэффициент умственного развития у него довольно высокий, почти сто пятьдесят. Но его отца сегодня это почему-то не радовало.

— Все в порядке, мама, — сказал наконец сын. — Говоришь, как настоящая англичанка. Только один звук… — он показал, а Элеонора повторила.

— Вот теперь лучше, — сказал ребенок. — О’кей!

Странно, но сын совсем не рвался обратно, туда, где продолжала кипеть хоккейная баталия. Неужели так обрадовался приезду родителей? Что-то не похоже…