Ирина Лобановская - Злейший друг
— Так то крыса! — логично отозвался Денис. — И еще там Феофан Грек ищет своих учеников-подростков, а ему говорят: «Они помчались на площадь — смотреть, как посадника колесовать будут». Феофан принялся голосить: ой, ну вот — видали! — и таких еще учить чему-то вроде писания фресок!.. Им разве нужны фрески?!.
— Что же делать… У детей тех времен не было ни видео, ни компьютерных игр, ни кинотеатра, вот и оставалось одно развлечение: пойти казнь посмотреть, — пробурчала Ксения.
По легенде, когда Тарковскому поставили страшный диагноз, он пришел к друзьям и сказал:
— Ну, ребята, рак у меня уже есть, поэтому давайте пива!
Но Денис никак не унимался:
— А у Кончаловского в «Одиссее»… Одиссей спустился в Аид и долго несет живого козленка на жертву, взяв его одной рукой поперек, а другой — за рога. В конце пути кидает козленка в огненное жерло — принес жертву! Вот он столько времени идет с этим козленком, а тот не блеет, даже не пытается вырываться, не дергается, ну прямо настоящая мумия! Странно, да?
— Дело простое: дали козленку снотворное.
— А я посмотрел много раз «Титаник». Фильм очень здоровый, как… как «Титаник»! Ой, а хорошо само собой сказалось, правда?
— Может, в этом есть скрытый замысел, — проворчала Ксения. — Фильм про «Титаник» по внушительности должен быть адекватен размерам самого фильма.
— А Вахтангу Кикабидзе повар в ресторане подал торт в виде его головы. Кикабидзе есть отказался: ну как я буду есть собственную голову?! Повар обиделся: я же вам хотел подарок сделать, совершенно искренне думал обрадовать… Интересно, молодую и старую собаку в фильме играет тот же пес?… Я думаю, в кино сумеют и собаку загримировать!
Ксения взорвалась:
— Ты когда, Денис Валентинович, бросишь смотреть эти бесконечные фильмы и передачи-сплетницы про всякие там головы на блюде? Тлетворное влияние твоего папаши… Смотри, кончится мое терпение, и я разобью одним махом и телевизор, и видак!
— Это ты у себя разобьешь, — логично и невозмутимо отозвался Денис. — А у нас дома есть свои.
Внезапно он что-то вспомнил и в восторге завопил:
— Ксения, к нам скоро придут два дядьки! Один такой то-олстый-то-олстый! А второй такой то-он-кий-то-онкий!
Ксения изумилась. Видно, какая-то новая игра у ребенка. Или прочитал Чехова.
— Вот увидишь! Именно они к нам придут!
И действительно, раздался звонок. Денискино пророчество сбывалось.
«Толстый», которого привел тот «тонкий», оказался шишкой из ДЭЗа. А «тонкий» был прохожим.
Денис, который часто проведывал Дашку, спящую в коляске в лоджии, заметил, что сосед сверху — жуткий такой мужик, бывший кинорежиссер, ныне спившийся, — бросает какие-то объедки просто шквальными залпами. Денис выглянул из лоджии, видит — что-то попало в прохожего, и тот задрал голову. И увидел Дениса.
Денис подождал. Покачал Дашку и снова выглянул. Рядом с «тонким» прохожим стоял начальнического вида дородный мужчина, и пострадавший ему показывал опять на лоджию Ксении, где так «удачно» вновь появился Денис.
Он возликовал. У детей всегда так: «Папа, это настоящая засада?!» И восторг: «Мы приехали на дачу, а нас — представляете! — обокрали! Вот здорово!» Приключение, мол…
Ксении пришлось объясняться, убеждать начальника и переадресовывать его на верхний этаж. С великой актрисой незваные пришельцы были предельно вежливы. Ну как же, та самая, которая…
Денис ликовал:
— Видишь, как я тебя удивил! Сказал, что придут толстяк и худышка, — они и пришли!
Правда, Ксения почему-то его восторг не разделяла. Не смеялась, отмахивалась и бурчала:
— Ну на фиг ты это спровоцировал, Денис Валентинович? Ты даешь… И что — разве весело, что они на нас подумали?!.
Но Денис действительно веселился.
— Забыл! — крикнул он. — Пока тебя не было, звонил Митя! Просил передать.
Митя…
Ксения села и задумалась.
Они долго в тот день кружили по Москве на Ксениной машине. Наконец, Ксения устала, выдохнула:
— Все… На фиг… Встали…
И затормозила недалеко от Поклонки. Вытащила сигарету. Опустила стекло.
— Вон, видишь?… Замысел построения комплекса на Поклонной горе был такой: свобода совести в идее общей Победы. Поэтому тут рядом и православный храм, и мечеть, и синагога. Но если задуматься, получается, что есть здесь еще и четвертая религия — язычество. И более того — выходит, что именно она доминирует, ведь над всем нависает стела с богиней Никой. Конечно, можно говорить, что это просто символ Победы, но все же… Богиня-то языческая. И именно она парит выше креста, полумесяца и звезды Соломона… А под Вяткой живет сейчас знаменитый неоязычник Доброслав. И он «перекрещивает» желающих в язычников. Хотя вообще-то, если разобраться, человек ерундой занимается. Просто потому, что никакого языческого «крещения» нет, никогда в истории не было и быть не может по определению. Суть язычника именно в том, что он ни во что не крещен, а поклоняется силам природы.
Олег молча дымил в другое окно.
— Давай договоримся, — сказала ему Ксения, — мы только знакомы…
Он молчал. Курил. Дымок заторможенно вился вдоль стекла. Пытался к нему прилипнуть. Никак не удавалось.
Три секунды на размышление…
— Это без вариантов, — добавила Ксения.
— Ну, положим… — наконец, отозвался он. Срывающийся шепот в трубке: «Целоваю…» Какой счастливой она была, слыша это… Потому что второй раз играла свою молодость.
Но снова проклятое слово «зачем»… Зачем они встретились? Зачем пошли рядом? Зачем плотно сцепили ладони? Зачем, зачем, зачем…
Действительность опять приблизилась тучей, нависающей над Ксенией все грознее и грознее, душу давил мелочный страх, когда Ксения пыталась углубиться в подробный анализ своей жизни.
И ночами не заснешь… словно в комнату ворвалась большая муха-самолет и с отчаянным и пугающим жужжанием носится, вонзаясь то в потолок, то в стекла… а ты лежишь и думаешь, как нещадно дует из окна, как сквозит… и можно простыть запросто… и надо бы встать, его закрыть, и не встаешь… и снова думаешь, почему же так холодно… и ругаешь плохую погоду, и дороги в ухабах и колдобинах… колесо опять чуть не проколола, и суп выкипел, а картошка пригорела… и надо обязательно найти хорошую тихую помощницу по хозяйству… и отдать ей с облегчением магазины, и готовку, и стирку заодно… все-все отдать в чужие добрые руки… и оставить на своих Дашку, Дениса, Митю…
Митя… Как мало она порой думала о нем, как казнила себя за это, как терзалась, как любила Митю и как тосковала без него… но кто в это поверит, когда Митя большую часть своей жизни провел с отцом… А она, великая Ксения Леднева, та самая, которая снималась и играла, играла и снималась… Будь она проклята, эта вечная игра!
