Юлия Туманова - Дежа вю
Ей всегда нравилось смотреть, как он ест.
Надо же… Вот как, оказывается, она ничего не помнит. Ничегошеньки! Буквально — полный нуль вместо памяти. Ага.
— Что с тобой? — настороженно поинтересовался Олег, когда Тина за минуту раз пять изменилась в лице. То улыбалась, то хмурилась, то фыркала пренебрежительно. Как будто спорила с самой собой.
— Ничего. Ты завтракай, не обращай на меня внимания.
— Я и так не обращаю, — проворчал он и полез за Машиным пайком.
— Морозов, а ты стихи еще пишешь? — вдруг спросила Тина.
Он закашлялся.
— Почему «еще»?
— Ты же раньше писал. Я как-то случайно на них наткнулась. Извини.
— Извиняю, — ухмыльнулся он. — Сама понимаешь, молод был, пылок. Сейчас не до этого.
— Значит, только прозу строчишь?
— Угу.
— И как? Пользуется популярностью?
Ей на самом деле было интересно.
Олег пожал плечами.
— Я точно не знаю.
— Ой, врешь! Кокетничаешь! Разве бывает, чтобы писатель не знал, как раскупаются его книжки?
Ее игривый тон застал Олега врасплох, и он снова поперхнулся.
— Ты ешь, ешь, — разрешила Тина, и тут же потребовала ответа на следующий вопрос. Дескать, откуда сюжеты господин Морозов черпает.
— Из жизни, — нервно откликнулся тот.
— Морозов, а чего ты нервничаешь? — издевательским тоном поинтересовалась она.
— А того! — сказал он и замолчал, поглощая бутерброды.
Однако Тине было никак не уняться.
— Так ты мне книжку с автографом подаришь? Типа, старому другу, на долгую память… Как там у вас, господ писателей, принято, а? — Она подалась вперед и с притворным восхищением уставилась ему в рот.
— Хватит ерничать, пожалуйста, — попросил Морозов. — И делать вид, что между нами ничего не было.
Тина сжалась, как будто перед броском, как будто собиралась немедленно бежать — далеко и не оглядываясь.
На лице ее проступила паника.
Но через секунду Олег заметил, что она взяла себя в руки.
— Было, — выдавила она, — тут не поспоришь. Я только не понимаю, Морозов, что ты хочешь от меня?
Все, сразу подумал он, провел ладонью по лбу, и ладонь стала влажной.
— Так я жду, — зло напомнила она. — Может, для тебя случайный секс в поезде — дело обычное, а я впервые в жизни мужу изменила! И, пропади все пропадом, я теперь не знаю, не знаю…
— Ты знаешь! — заревел он. — Ты знаешь, что это был не случайный секс.
— Ну да, запланированный, — усмехнулась она сквозь отчаяние. Ирония — вот последнее, что ей оставалось.
— Эх ты, трусиха! — выдохнул Олег и пересел к ней.
Она отвернулась. Но он уже видел все, что могло бы иметь значение. Он уже многое понял. Улыбнувшись, он обнял ее.
— Чего ты боишься на этот раз?
— Отстань!
— Меня?
— Отпусти!
— Себя?
Она всхлипнула. Как-то так получалось, что рядом с ним она позволяла себе быть слабой.
— Морозов, ты меня презираешь?
Столько горечи было в ее голосе, что теперь испугался Олег. Что она придумала себе?
— Дура! Ну какая же ты дура!
— Я правда не знаю, что теперь делать, — едва слышно пробормотала Тина и посмотрела ему в глаза.
Как будто запрокинула голову в небо. И оно — тяжелое и хмурое — просветлело от ее взгляда.
— Ты очень красивая, — моргнув, сказал Олег.
— Не ври!
— Правда!
Он медленно притянул ее к себе. У нее был еще шанс освободиться… А еще были его глаза совсем близко, и его тепло, и надежность плеча.
И так хотелось вспомнить, каково это — беспечно, уверенно прильнуть к его плечу!
Она поняла, что сейчас заплачет, и опустила ресницы. Вместе со слезами ее покидали страхи, сомнения, боль. Только он остался с ней, только он.
Нежность растянула секунды в года.
Держа в ладонях смуглые щеки, он думал, что мог бы смотреть бесконечно на эти губы, на пронзительность скул, на стежки морщин, на тонкие веки, прикрывшие бездну. Смотреть, как упрямится подбородок и удивляются брови.
Смотреть и подмечать детали — трогательные, смешные, разные.
Он мог бы смотреть на нее неотрывно. Но насмотреться — не мог.
Тина осторожно открыла глаза и увидела его.
За окном мельтешила зима, поезд трудолюбиво грохотал колесами, на столике подпрыгивал пластмассовый стаканчик.
Они глядели друг на друга, спутавшись руками, ногами, вздохами.
А потом — словно в одну секунду разверзлась небесная хлябь.
…Теперь все получалось как-то иначе — медленно, связно, восхитительно бесстыдно. Каждое движение было отчетливо, каждая складочка, каждый изгиб раскрывался навстречу жадным губам и пальцам.
Тина вдруг обнаружила, что в нем не осталось прежних мальчишеских острых углов, а весь он — плотный, складный, налитый жизнью. И эта жизнь сейчас принадлежала ей!
Так же ликуя, Олег забредал в незнакомые переулки ее тела. И нежили пальцы сочную тяжесть груди, что раньше легко умещалась в ладони, и было губам горячо на рубце внизу живота, на окрепших бедрах…
ГЛАВА 28
Наверное, кто-то из них, а может быть, оба не сдержали птичьей — секундной, страстной — песни на взлете. И в стену загрохотали возмущенные соседи.
Тина засмущалась, но хихикнула невольно, когда Олег в притворном ужасе принялся пихать ее в угол, приговаривая:
— Быстро, быстро, сейчас придет полиция нравов!
— Дурак! Олег, ну, правда же, неудобно!
— Извини, — он вытащил ее из угла и пристроил у себя под боком.
— Да не это неудобно, — поморщилась она.
Он как будто задумался.
— А что?
— То самое, — пробурчала она под нос. — Неприлично.
Олег сделал вид, что не слышит. У него было занятие поинтересней. Ленивыми пальцами он забрался в шелковистую упругость ее волос, и носом терся в плечо, смутно мечтая скоротать вот так остаток вечности.
Тина, разом обмякнув, прикрыла глаза.
Да леший с ними, с соседями!
— В каком ухе у меня звенит? — с тихим азартом вдруг прошептал Олег. — Только точно угадай. Я тогда желание загадаю.
Он уже знал, какое.
Чтобы поезд никогда не останавливался.
— В левом, — поразмышляв, заявила Тина.
— У, — протянул он разочарованно, как будто дорога на самом деле могла не кончаться.
— Тогда в правом, — серьезно предположила она, приподняв голову, чтобы посмотреть на него.
— Вот сейчас правильно, — кивнул Олег с важностью.
Тина хлопнула по его широкой груди.
— Вот дурак! Это же телефон звонит!
— Телефон? — недоверчиво округлил он глаза.
— Такая штука со шнуром и трубкой, — пояснила Тина, вскакивая. — Можно и без шнура.
— А без трубки можно? — заинтересовался он, уже понимая, что этих минут не вернуть.
Тина не ответила, роясь в куче одежды. Наконец, из кармана мятой блузки был извлечен сотовый. Он моментально разразился торопливым кудахтаньем:
