Елена Колина - Барышня и хулиган
Теперь комната — Женькины джинсы с пола в шкаф! Вот мерзавец, хорошо, что заметила раскиданные по полу носки, хороша бы она была в постели с любовником в окружении носков мужа… Все, кажется! Теперь в душ. Стоя под душем, Марина задумалась. А где, собственно, они будут встречаться дальше? Андрей хоть и старше ее намного, ему уже сорок, но пока эту проблему он предоставлял решать ей. Марина старалась, решала как могла.
— Даша, я так его люблю… У меня даже живот болит от любви!
— Как это может быть, не сочиняй, — не верит Даша.
— Да-да, я чувствую! Дашка, пусти нас к себе на ночь!
— Ты с ума сошла!
— Женька уехал на два дня, ну когда еще такой случай! Соня с Маргошей на даче… Пожалуйста, уйди с Олегом куда-нибудь, иди к Алке в гости с ночевкой! — В ее лице столько страсти во что бы то ни стало добиться своего, что Даша понимает, сейчас она ее просто скрутит и отберет ключи.
— Мне придется Олегу что-нибудь соврать, он этого не понимает, и перед Женькой ему неловко…
— Давай ключи, тебе говорят!
— В первый и последний раз.
Сама Даша не испытывает неловкости перед Женькой, ему она давала ключи уже много раз, так что уступить Маринке будет только справедливо.
Марина физически ощущает свою любовь к Андрею, любовь живет в Маринином теле сама по себе, сводит болью живот, распирает грудь и щекочет в горле, превращается в красоту и выходит из Марины, чтобы Андрей полюбовался на нее и полюбил еще больше. Потом его увеличенная любовь возвращается в нее, и так происходит бесконечно.
У Андрея семья, взрослая дочь, в этом году Наташа окончила школу и поступила на моделирование одежды в «муху». Андрей говорит, Наташа — очень способная девочка, в своей художественной школе была лучшей, поступить в «муху» с первого раза практически невозможно, а ей вот удалось.
Сначала она рассказывает подругам о своей любви, а в конце, всегда одинаково жалобно глядя в глаза, просит ключи.
— Алка, я даже его дочку люблю, хоть я ее и не видела никогда!
— Вот так, Мариночка, а вспомни, ты называла меня влюбленной дурой!
— А еще я называла тебя земляным червяком… — бормочет Марина. — Дай ключи и свали на ночь.
— Ты что, не знаешь, что я болею! У меня, между прочим, температура высокая, тридцать восемь и пять! Куда мне деваться с температурой?!
— Алка, спаси меня!
— Ладно, черт с тобой, только ты имей совесть, приходи хотя бы не раньше одиннадцати. Я же с температурой не могу из дома выйти, придется к соседке идти.
— Аллочка, я тебя обожаю! А в десять можно? Утром Алка приносит Марине и Андрею Михайловичу тарелку клубники, поит их кофе и опять уходит к соседке. Самый простой, казалось бы, способ — приходить с Андреем домой, то есть к Юле, оборачивался постоянными скандалами. Во-первых, Юля очень предана Женькиному отцу Владиславу Сергеевичу и, таким образом, Женькиным интересам. Кроме того, она очень давно была одинока и сильно раздражалась от примет чужой страсти. Находя следы Марининого визита, Юля кричала, что заберет у Маринки ключи, оторвет ей голову, расскажет все Женьке, а лучше — его матери, или, в самом крайнем случае, поменяет замок.
Приметы страсти обнаруживались постоянно — они не закрыли кран в ванной, испачкали ее простыни, сломали диван… Когда она обвинила дочь в том, что они с Андреем съели ее суп, Марине стало казаться, что еще немного, и Юля поставит на нее в прихожей капкан…
Деваться было решительно некуда, и Марина робко спросила Андрея, не найдется ли у него какой-нибудь возможности, может быть, друг с квартирой или… ну, не знаю, придумай что-нибудь…
— Девочка моя любимая, мне стыдно, что я на тебя взвалил эту унизительную обязанность…
— Нет, что ты, — испугалась Марина. — Мы же ходили к Даше с Алкой, они мне как сестры… мне было совсем не унизительно их просить! Просто лето кончилось, все приехали в город и к ним теперь нельзя…
— Понимаешь, в моем кругу не принято обнародовать свою личную жизнь. Представь себе, что я отвожу нашего профессора в уголок и прошу дать ключи от его апартаментов!
— А друзья, твои личные друзья?
— Моя жена Нина, она нездорова… Я не хотел тебя этим отягощать, ты еще слишком юная для истории, в которую мы с тобой попали. Маловероятно, что она поправится, понимаешь?.. Поэтому я никогда от нее не уйду. Да… друзья… друзья у нас с ней общие, мы же вместе со школы, с восьмого класса.
Марина молчала.
— Не молчи, малыш, ты еще совсем девочка, у тебя скоро все пройдет, и ты меня забудешь. А я буду любить тебя всегда.
В университетские годы Корольков привлекал Марину как достижение некой престижной, вожделенной для всех филфаковских девочек цели. Теперь она всего лишь последовала привычке добиваться своего, «добить ситуацию», как выражался Женька. Андрей же трезво оценивал свою любовь как временное, в свете уходящей молодости помрачение мозгов. Соединившись, оба были удивлены, что их страсть осуществляется согласно собственным правилам.
Им неожиданно захотелось постоянной общей жизни с единым кровообращением, день, случайно прожитый друг без друга, можно было безжалостно вырвать из жизненного календаря. Андрей как будто брал реванш за скучно прожитые годы, а Марина, почувствовав в себе женщину, не могла ее успокоить, дать передохнуть хоть на минуту.
Желание настигало солидного, почти уже седого Андрея Михайловича и полную, смотрящуюся старше своих лет Марину в машине, на лестничной площадке, в темном проходном дворе, на чужой кухне… Если в гостях у кого-то посвященного в их любовь они на минуту оставались одни, то хозяин, возвращаясь в комнату с чайником, долго топтался под дверью, гадая, можно ли уже постучать или еще рано. Кроме страсти существовала неодолимая потребность ежечасного знания друг о друге… В общем, это была любовь…
Сначала в расставании была сладость предвкушения завтрашней встречи, но вскоре к сладости все больше примешивалась грусть и обида. Очень осторожно и робко Марина попробовала намекнуть Андрею, что жить вместе было бы таким огромным счастьем… Андрей Михайлович промолчал. Боясь перевести романтические отношения в пошлые бабские требования, Марина больше не говорила об этом, но не переставая перебирала в уме различные варианты поведения. «Предлагать ему уйти от жены неловко, просить невозможно, настаивать, объяснять… тогда уж и умолять, клянчить, канючить», — грустно улыбалась она про себя.
Ее мысли вырвались наружу однажды тривиальной фразой любовницы:
— Андрей, я больше не могу так жить. Я не девочка… Я хочу иметь мужа, ребенка наконец… — Еще не договорив, она испугалась.
— Что ты предлагаешь, любимая? Скажи, что нам делать…
