Татьяна Веденская - Вся правда
– Агу, – отвечала она. Я плакала, прижимая ее к груди. Парадоксальным образом моя жизнь смешалась и перепуталась с ее появлением на свет. Она держала меня, не давала оборваться. Теперь у меня даже не было права прыгнуть с моста. Все права на меня получила она. Олеся.
Из разговора с психоаналитиком.
– Расскажите мне, как она относится к ребенку.
– Что рассказать? Она никак к нему не относится.
– То есть? – не понял доктор. – Они совсем не общаются? Она же еще совсем малышка…
– Ну да. Всего год. Недавно исполнился. – Миша выглядел несколько спокойнее, чем в прошлый раз. По крайней мере, отметил про себя психолог, он не дергается и не покрывается пятнами каждую минуту.
– Вот как? И вы это событие как-то праздновали?
– По правде говоря… Я узнал об этом только вечером. Алиса сидела на кухне и так невзначай бросила, что, мол, этой малолетней гадюке уже год.
– Гадюке? Она ее ненавидит?
– Да нет. Это типа шутки. Она с ней вообще не церемонится. А гадюкой зовет так просто, из вредности.
– Нормальное ласкательное прозвище. Значит, она не стала праздновать годовщину? Это все-таки первая дата.
– Я спросил: почему ты не сказала об этом раньше? А она только подняла на меня взгляд и спросила: а что в этом такого?
– Действительно, – фыркнул врач. Надо же, он из кожи вон лезет, выдумывая, чем порадовать свою малышню. А кто-то просто не считает день рождения достойным поводом… Наверное, это просто ее реакция.
– Мать закудахтала, сбегала за тортом и игрушкой. В общем, посидели…
– А Алиса что?
– Алиса… – помрачнел Михаил. – Она молча выпила водки и ушла спать. Ума не приложу, как наладить их отношения.
– Пока никак. Помните, я вам говорил, что процедура возврата Алисы в мир нормальных людей будет очень непростой. А возможно, что и вообще не удастся.
– Угу, – буркнул тот. Он, конечно, надеялся, что все будет гораздо проще. Со времени последнего разговора прошел месяц, в течение которого Миша заваливал Алису цветами, подарками и мелкими знаками внимания, пытаясь поднять ее самооценку. Но Алиса молча оставляла цветы засыхать на подоконнике, отказывалась идти в театр и только еще больше мрачнела.
– Так, я могу вам пояснить еще кое-что. Нормализовать отношения с Олесей пока что практически невозможно. Но именно в Олесе и скрыт наш главный ресурс.
– Как это, – уставился на него Потапов.
– А так. Именно Олеся начала то, что мы с вами пытаемся продолжить. Смею предположить, что сама девочка любит мать.
– Очень. У меня иногда прям сердце останавливается, как я вижу это. Олеся, когда мама приходит откуда-нибудь, бежит к ней, кричит: мама, мама, ура. Она пока еще больше ничего не говорит. А та только скользнет по ней равнодушно глазами и отсылает ее в комнату. Она вообще все время ее отсылает куда-нибудь.
– Это нормально. Мы с вами только в начале пути. Скажите, а Алиса на ваш взгляд принимает много наркотиков? – Мишка задумался.
– Да не то чтобы. Она вообще-то не часто из дому отлучается, хотя с ребенком больше сидит моя мама. Так, иногда она уходит в город, бродит где-то сутками, а потом приходит. И от нее может пахнуть анашой.
– То есть, не колется.
– Пожалуй, нет. Странно. Я как-то об этом не думал, но похоже, что она действительно не колется.
– А в Питере точно кололась?
– Так она рассказывала. Я думаю, да.
– Но до зависимости, видимо, не дошло. У нее не было ломок.
– Не знаю. Когда мы приехали, ей было очень плохо. Может, это были и ломки. Она почти все время плакала.
– Не думаю, на абстиненцию не похоже. Да Бог с ней. Когда Элис родила Олесю, то получился такой мини-парадокс. Олеся нуждается в Алисе, любит ее по определению и всеми возможными способами показывает ей это. А Алиса была уверена, что она никому не нужна. Исчезнет, и никто не вспомнит. И даже стремится поскорее исчезнуть. Умереть или, хотя бы, сторчаться, не существовать, как личность. Женщину в ней полностью опустили, и она с этим уже смирилась. Полюбила никчемного наркомана и стала бегать за ним беспородной собачкой. Но вот она в качестве женщины дает жизнь другому человеку. У нее появляется настоящая семья, где ее любят, без нее и минуты не могут прожить. Она реализована, уважаема, любима этим маленьким существом. Это существо без нее пропадет, она за него отвечает. И Алиса принимает эту ответственность.
– А может, и нет.
– Если бы не приняла, то бросила бы Олесю. Оставила у свекрови и убежала бы опять к наркоманам. Или сдала бы в детдом. Я вас уверяю, что подавляющее число наркоманов именно так и делают. Она остается с Олесей. Но она не может так просто это пережить, она боится. Боится, что если вернется к миру «нормы», станет жить обычной жизнью, заботиться о ребенке, любить его, то настанет день, когда кто-нибудь придет и снова ее уничтожит. Этот самый ребенок. Вырастет и ее предаст. Алисе снова приходится раздваиваться.
– Точно. С Олесей она словно бы перестает быть собой. Все делает молча, не улыбается, не разговаривает. Или кричит.
– Рядом с Олесей мы имеем честь видеть Алису собственной персоной. Рядом с Олесей нет и не может быть Элис. Там только то, что осталось от нормальной девочки Алисы Новацкой.
– Очень сомнительный остаток, – поморщился Миша. Если бы не его сильная любовь, он бы возмутился, как Алиса обращается с невинной малюсенькой девочкой, отвешивая ей тумаки и оглушая окриками: иди спать, не приставай, вот и ходи мокрой и т.п.
– А что вы хотите. Она как бы спрашивает: ну когда же и ты, маленькое чудовище, откажешься от меня. Все вы – предатели, и ты наверняка не исключение. Да она за своими проблемами и не видит ребенка. Но ничего страшного в этом нет. Теперь, когда мы видим, что Алиса не бежит без оглядки от реальности, можно делать новые шаги.
– Какие, – оживился Миша. От всех этих сложных рассуждений ему было не по себе. Пусть ему лучше скажут, что делать.
– Вы приносите ей журналы?
– Да-да, а как же! И вы знаете, доктор, она их действительно читает. Стоит только оставить ее одну, как она утыкается в них. По-моему, она их перечитывает от корки до корки. Но ведь там в основном полный бред!
– Это для нас с вами в них полный бред. Потому что мы – мужчины, да еще и нормальные. А для нее любая статья сейчас будет откровением. Знаете, каким тезисам в основном посвящен любой номер Космополитена?
– Мода, косметика, тряпки? – Миша пробовал продраться сквозь литры разлитой на страницах журнала рекламы, но так и не смог.
– А вот и нет. Первое – Ты (дорогая и любимая читательница) прекрасна. Ты лучше всех и плюнь в глаза тем, кто так не считает. Причем многие статьи посвящены именно тому, что плюнуть надо в глаза маме и папе с их комментариями о распущенности и бесстыдстве. А равно и тете с бабулей. Второе – мужики – это сволочи, которым наплевать на понятие «человеколюбие». Отдельно освящается тема их трусости при расставании. Ее бросил Артем, оставив записку на столе. А кого-то послали по телефону путем отправки «смс». Кому-то о завершении романа стало известно только на свадьбе у любимого. На свадьбе с другой, соответственно. А кто-то на всякий случай от греха подальше рассказывал на каждом углу о том, что она (дорогая и любимая читательница) дура набитая, инфантильная фригидная стерва, не умеющая делать даже минет. И это после того, как она так старалась… И вот наша Элис понимает, что Артем с Алисой обошелся не хуже и не лучше, чем все эти козлы. Третье – тезис о силе и крутизне женщин, как таковых. Мол, ты, дорогая и любимая сама знаешь кто, можешь все и всего, чего хочешь, достигнешь. Вот так-то. А вы говорите – реклама.
