Наташа Колесникова - Презумпция любви
Но это еще не все. Президент прислал телеграмму, в которой выражал восхищение ее мужеством и преданностью делу, он представил ее к ордену Мужества третьей степени.
Она точно знала, что покушение — дел рук сообщников Мурада, да и следователи, которые занимались вчерашним преступлением, были убеждены в том же. Работали по всем адресам Мурада зло, яростно и уже имели косвенные улики его причастности ко вчерашнему происшествию. Это хорошо, но… водителя Тимку ведь уже не вернуть. Хороший был парень, жена у него осталась, дочка… Звонила жене, пыталась ободрить, но та плакала навзрыд и проклинала тот день, когда Тимофей пошел работать в Генпрокуратуру. Ее можно было понять…
Кто бы ее саму понял! После вчерашнего разговора с дочерью полночи уснуть не могла. Вдруг поняла, что родная дочь стала чужим человеком и, наверное, не очень огорчилась бы, если б ее убили. Это было куда страшнее, чем внезапно вспыхнувшие фары машины в темном дворе! Там все было понятно — впереди враг, и нужно как-то уцелеть, а с дочерью… Какой же она враг? Но чужой человек в доме — это еще хуже. И с чем же она осталась? Вернее, с кем?
Одна…
Вчера не смогла зайти к Малышеву, но сегодня обязательно нужно было это сделать. Он должен рассказать, что же заставило его сына избить хозяин фирмы и двух телохранителей. Вот так, и двух телохранителей, а с виду обычная дворовая шпана. Только теперь она стала задумываться над этим. Ибо поняла: решит эту проблему, исправит свою ошибку — сможет вернуть себе дочь.
В вестибюле остановилась у портрета Тимофея с черной ленточкой и двумя гвоздиками на полочке, поклонилась, потом перекрестилась и пошла к выходу. Во дворе ее ждала другая «Волга» с другим водителем, Геннадием, и телохранителем, Виктором, который уселся рядом с ней на заднее сиденье, сжимая в руках автомат. Так приказал Генеральный. На хитрости не было времени, пришлось ехать прямо к дому Малышева, она не звонила ему, надеялась, что застанет дома.
Во дворе Виктор выскочил из машины, огляделся, потом открыл дверцу. Она вышла из машины, Виктор, прикрывая ее, проводил в подъезд. Оставил ненадолго, пробежал по лестнице до верхнего этажа, вернулся и проводил ее до двери квартиры Малышева.
— Любовь Георгиевна? — серьезно спросил Малышев, открыв дверь. — Не ждал, но — проходите.
— Все в порядке, Любовь Георгиевна? — спросил телохранитель.
— Да, Виктор, спасибо. Я… я дома.
— Всего доброго, Любовь Георгиевна.
Виктор побежал вниз, а Воронина вошла в квартиру. Малышев запер за ней дверь, сказал, пожимая плечами:
— По правде сказать, не ждал вас.
— Я не вовремя? У вас тут женщина? — резко спросила она.
— Нет, но… Хотите, я вам скажу гадость?
— Не надо, Владимир Сергеевич, я в последнее время такого натерпелась…
— Я все-таки скажу. Любовь Георгиевна, как это ни странно, я очень переживал за вас. Хотел позвонить, даже — прийти к вам, чтобы как-то помочь, словами, разумеется, но не решился.
Воронина машинально улыбнулась:
— Какая же это гадость, Владимир Сергеевич?
— Ну… вы считаете меня и моего сына…
— Да перестаньте, прошу вас. Я считаю вас… Знаете, после того, что вы мне поведали, вы мне кажетесь очень порядочным и умным человеком. Только вам нужно пить поменьше.
— Учту на будущее. Но вы проходите, проходите на кухню, излюбленное место советской, пардон, российской интеллигенции. Вы тоже так думаете или нет?
— А как вы считаете? Мы ГКЧП или прохвоста Чубайса обсуждали в парадных залах?
— Мы тоже не в парадных залах… Я рад, что наши мнения на сей предмет совпадают.
Воронина прошла на кухню, села на диванчик.
— Есть хотите?
— Если дадите, я сегодня даже не обедала, такой суетный день выдался…
— Обязательно дам, как ни странно, я ждал вас и приготовил… чахохбили с лобио, грузинская кухня.
— Грузинская? Ну да, грузинская… А почему вы ждали меня, Владимир Сергеевич?
— Да черт его знает… Я как-то хотел помочь вам, психологически, но не смог, подумал, а вдруг… И оно так и получилось, вы пришли.
Малышев положил на тарелку сильно перченую фасоль, добавил не менее перченую курицу, тушенную в томатном соусе, поставил тарелку перед Ворониной. Себе положил то же самое, сел на стул напротив Ворониной.
— Владимир Сергеевич, я пришла сказать вам, что ваш сын, Александр, переведен в лазарет колонии.
Он уставился на нее внимательными серыми глазами, требуя объяснений.
— Да вы не беспокойтесь, это моя инициатива, у парня все в порядке. Он был в карцере, это ужасно, и я попросила начальника колонии… В лазарете хорошие условия.
— Ничего серьезного?
— Нет, конечно, нет, он там отдыхает после карцера.
— А за что попал в карцер?
— Ну… за все хорошее. Во время работы, они там работают, что-то делают… изготовляют, пытался на станке отрубить руку другому заключенному… за то, что тот нехорошо отозвался о его девушке.
— Узнаю Сашку! А девушка не ваша ли дочь, Любовь Георгиевна?
— Моя, Владимир Сергеевич, моя. — Она налегала на чахохбили и лобио, морщась и качая головой. — Вкусно, но… очень много перца. Нет ли у вас чего-нибудь…
— Есть, — сказал Малышев. — Извините, тут положено красное вино, да у меня только водка.
— Давайте водку.
Малышев достал из навесного шкафчика бутылку, две рюмки, наполнил их, одну придвинул Ворониной, она тут же отхлебнула глоток, с облегчением вздохнула.
— Почему вы перевели его в больницу?
— Владимир Сергеевич, я думаю, мы пересмотрим дело вашего сына. Уж извините, что так поздно пришла к этому выводу. Но вы должны мне помочь. Я хочу знать причину, по которой ваш сын напал на своего хозяина.
— Он не его хозяин.
— Да, разумеется.
— Любовь Георгиевна, неужели так трудно было понять эту причину? Сашка мой не дурак, не неврастеник. Он знал, что делал.
— Я думала об этом…
— Вы тогда не думали об этом, вам главное было — есть причина, по которой моего парня можно засадить, так ведь?
— Так, Владимир Сергеевич. Оставим это, я виновата и хочу исправить свою ошибку.
— Ну что ж… Я обещал Сашке, что никому не скажу об этом, но вам теперь, думаю, можно. На его магазин было совершено нападение. Сашку вырубили, испортили много шуб. Ущерб существенный, и Полевик потребовал в качестве компенсации привести к нему девушку Сашки. Он ее видел у магазина, когда она встречала Сашку…
— Она встречала его?
— Да. Видел и… захотел. Просто захотел, иного слова я не могу подобрать, о любви тут и речи быть не может. Воспользовавшись несчастным случаем, решил удовлетворить свое желание. Богатые люди не очень церемонятся с подобными вопросами. «Приведи ее и оставь на ночь, и я прощу тебе большие деньги».
