Коник-остров. Тысяча дней после развода - Татьяна Рябинина
— Куда мы? — словно выныриваю с глубины.
— Ко мне, — отвечает Магнич. — Или хочешь домой?
Домой? Нет, домой точно не хочу. К нему, так к нему. Какая теперь разница?
Куда-то приезжаем, поднимаемся на лифте, входим в квартиру. Даже не смотрю по сторонам. Прихожая, комната, разобранная кровать. Его руки на плечах, на груди, горячее дыхание на шее. Пытаюсь найти в себе хоть каплю возбуждения. Ведь потянуло же меня к нему когда-то. Как будто сто тысяч лет назад… Но нет, ничего. Абсолютный ноль. Стопроцентное бревно.
И все же… пусть будет. Пусть будет так. И мы с Лазутиным будем квиты.
Усилием воли отключаю все мысли и просто отдаю себя Магничу.
Делай со мной что хочешь. Мне все равно.
Но равнодушие вдруг разлетается осколками в самый последний момент, когда мы уже в постели и он готов войти.
— Слава, прости, но… я… не могу.
Отталкиваю его, встаю, одеваюсь, выхожу из квартиры. Куда-то иду, долго-долго, не понимая, где я. Несколько часов сижу в круглосуточной столовке-«копейке» со стаканом компота. А потом иду домой — чтобы поставить наконец точку.
Да, я не смогла. Но он — смог. И если раньше я лишь подозревала, то теперь…
В общем, все кончено.
Иван буквально впечатывает меня в стену, стискивает плечи, смотрит в глаза.
— Да или нет? Не ври мне!
— Да…
--------
* Евангелие от Матфея 8:22
Глава 22
Иван
август 2022 года
Хоть я и отвернулся, но было поздно. Потому что затянуло в эти грозовые провалы и швырнуло в прошлое. В ту чертову ночь, когда ходил по квартире, как тигр по клетке, подыхая от ярости и ревности. Потому что знал, куда она ушла… к кому… Ненавидел ее, ненавидел себя. Ненавидел эту суку Соломину, а в ушах все равно звенели ее пьяные, сбивчивые слова:
— Да ей всегда было на тебя плевать, она никогда тебя не любила. Еще тогда, на практике — смеялась, что зацепила и водит на крючке. Ей от тебя нужны были только деньги. Поэтому и рожать не стала — сама говорила. Мол, если рожать, то от любимого, а не от кошелька. И с Магничем она трахалась с того самого времени, как он на факультет пришел. Они и не скрывались, сколько раз видела, как лизались по углам. И аудитории вечно искали свободные, чтобы перепихнуться. А потом она ехала домой — вовремя, не задерживаясь, как примерная жена. И смеялась над тобой.
Верил?
Не хотел верить. Но вот это «поэтому и рожать не стала»… В тот момент я даже не вспомнил о том, какое Саша приняла решение, когда я побоялся сказать ей: «рожай». Всплыло другое: «я только пришла в себя, дай мне время».
Словно замерз, застыл. И спохватился, когда Кира уже расстегивала на мне и тащила с плеч рубашку. И как знать, не была бы она такой пьяной…
Отодвинул ее, застегнулся.
— Не знала, что у тебя тату, — усмехнулась Кира. — Что это значит?
— Удача, — буркнул я. — Ложись спать. Я поехал.
— Что, все так же нехороша для тебя, да? — оскалилась, как разъяренная кошка. — Как и тогда? Все это время меня при себе держал только назло ей, да? Да ей похеру на тебя. Ну давай, беги. Беги к своей Шурочке, подбирай за Магничем объедки, если не противно хреном толкаться, где уже до тебя не раз топтались.
— Ну ты же не отказалась бы за ней объедки подбирать, нет?..
— Ваня!
Я вздрогнул и словно проснулся. И ведь смотрел же прямо перед собой — но ничего не видел! Хотел обойти Коник подальше, по глубокой воде, но каким-то образом оказался в ста метрах от берега. Саша привстала и с ужасом смотрела на белеющую прямо перед носом катера луду — плоский камень, полускрытый набегающей волной. Глушить двигатель было уже поздно. Попытался свернуть и все равно задел бортом. Скрежетнув мерзко, катер накренился, на пару секунд завис и тяжело перевернулся.
Холодная вода оглушила и ослепила. Плечо онемело от удара, катер накрыл собою, как крышка гроба, но я все же успел увернуться и выдернуть из-под него Сашу. Вынырнул, уже задыхаясь, вытолкнул на поверхность ее. Крикнул хрипло, давясь водой:
— Плыви к берегу!
Но она словно не слышала. Втягивала с шумом воздух, кашляла, таращилась дико из-под облепивших лицо волос и пыталась уцепиться за меня.
— Дура, плыви! Или сейчас оба утонем.
Отвесил ей оплеуху — вроде, очнулась. Подтолкнул, и она неуклюже поплыла. Я уцепился за киль катера, отдышался немного, поплыл следом. Хоть до берега было и недалеко, но стоянка с песчаным дном около нее осталась левее, а нас волна гнала на камни. Придется плыть лишних метров двести, чтобы выйти. Вода ледяная. Я-то вывезу, а вот Сашка?
Но она плыла — кашляя и дыша, как паровоз. Догнал ее, поддержал под живот.
— Как ты?
— Ни… ничего.
— Левее бери, вон туда, за скалы. Там мелко и песок.
Последние метров двадцать мне пришлось буквально тащить ее — пока не нащупал ногами дно.
— Все, становись, тут по шею. И давай к берегу. Видишь, где беседка? Выйдешь сама?
Она кивнула, но тут же оступилась и ушла с головой под воду.
— Держись за меня! — приказал, когда откашлялась.
Наконец мы выбрались и шлепнулись на прибрежную траву, пытаясь отдышаться.
— Это я виноват, — потер плечо, высморкался. — Задумался, не заметил. Черт…
— И что теперь? — клацая зубами, спросила Саша.
Снял с пояса рацию, попробовал включить — мертво. Ну кто бы сомневался! Так, спички. Когда работаешь у воды и на воде, первое правило: спички должны быть герметичны. Пусть все утонет на хер, но только не спички. Вытащил из кармана пакетик с застежкой — сухой!
Ну все, значит, не сдохнем!
— Теперь? Теперь костер будем разводить. Вон там поленница у беседки, сейчас идем и тащим на кострище побольше. Заодно согреемся немного.
— Вань, а вообще что делать будем?
Я заметил, как дрожат ее губы. Вот только истерики сейчас и не хватало для полного счастья. Поэтому рявкнул так, что ворона с карканьем сорвалась с куста:
— Я сказал, костер будем разводить. Что непонятно?
Она дернула плечом и пошла к поленнице.
«Сначала берут жаркие дрова, быстрые», — вспомнил я.
Он что, знал?!
Может, и знал…
— Саша, хвойные бери. Елку, сосну. Березу не надо пока. Потом.
Рубить деревья в парке категорически запрещалось, на всех туристических стоянках были вот такие поленницы. За самовольную вырубку мог прилететь очень неслабый штраф. Интересно, хватит
