Измена. Во власти лжи (СИ) - Анна Томченко
Тёплая ладонь легла на моё покрывало и сквозь ткань сжала мою руку.
— Вы придёте в себя, и все будет хорошо. Мы со своей стороны организуем самый лучший уход, и как только вы стабилизируетесь, и чем быстрее это произойдёт, тем быстрее мы переведём вас к малышу, понимаете, Есения?
Я все-таки попыталась кивнуть головой, но поняла, что у меня безумно болело тело, так, как будто бы все затекло и любое движение отдавалось внутри резкой болью. Особенно в затылке и между лопатками.
— Нам очень повезло то, что ситуация вышла из под контроля во время родов, Есения. Это дало возможность минимизировать вред. Ваш малыш самый чудесный. Ваш малыш самый замечательный. Вы скоро с ним увидитесь.
Она не соврала, эта женщина, чьего имени я не знала. Она не соврала ведь буквально через пару дней. Когда ко мне снова зашёл мой лечащий врач, он заверил, что сейчас меня уже можно перевести в палату.
Я уже могла тихонечко сама садиться, и тело так не ныло, но все же слабость ощущалась и угнетала. Я изо всех сил старалась показаться нормальной и здоровой, чтобы перевод был как можно быстрее, потому что я не знала, насколько хватит терпения у Рустама. И когда я оказалась в палате, Рус, поломав все мои опасения вытащил малыша из люльки и тихо произнёс:
— Это наш сын, наш маленький мальчик…
Глава 43
Есения.
Нет, Рустам был не прав.
Это не наш сын, это только мой сын. Я считала не точно так же, как и муж.
Но я промолчала, у меня не было сил, у меня болело все. Я не могла сейчас вставать в позу и выкатывать ему обвинения, претензии и тем более говорить о том, что это мой ребёнок.
Нет, нет, нет, так поступать было не мудро, так поступать было глупо.
Если он до сих пор никуда не увёз моего мальчика, значит, у меня был шанс, шанс на то, что мой сын останется со мной, и тогда я смогу его увести.
— Да, — голос был похож на вороньё карканье. И Рустам поморщился, медленно сделал шаг назад и тихо предложил:
— Давай я заварю тебе чаю.
— Да,— произнесла я ещё раз, чтобы он просто не маячил у меня перед глазами и не триггерил меня. Сейчас любое действие от мужа я воспринимала именно раздражающим фактором.
Рустам кивнул, сделал длинный шаг назад, я это видела все боковым зрением, потому что старалась глазами не отрываться от своего мальчика, своего маленького малыша.
Он был очень тяжёлый. Или мне так казалось. Вероятнее всего второе, потому что я была обессилена…
А спал мой малыш он крепко, периодически поджимал губки и, вытягивал их в трубочку. Это было самое чудесное зрелище, которое я видела за последние несколько месяцев. Да что уж врать, это было самое чудесное, что я видела в своей жизни.
Мой малыш, сонный, тёплый, пахнущий почему-то так сладко, что у меня внутри все дрожало от этого. Он был только мой, я никому не позволю его отобрать.
— Что ты хочешь на ужин? — Тихо спросил муж, стоя за небольшой маленькой угловой кухней, которая прилегала одним краем к стене ванной, а другим к противоположной.
Я понимала, что это семейная палата, что это больше похоже на номер в отеле, нежели чем на палату, и то, что кровать здесь одна широкая и как Рустам планирует здесь оставаться, мне пока в голову не приходило. Но я подозревала, что наличие таких удобств может по-любому позволить ему остаться с ночёвкой.
— Я не хочу ничего, — тихо призналась я. Рустам покачал головой, чайник тихо щёлкнул, и я уловила блики пара в воздухе, а потом на всю палату расцвёл приятный чайный аромат и молоко. Он добавил в чай молоко, все по канону, скажем так. Муж обернулся ко мне, держа в руках большую кружку с чаем, но я покачала головой.— Перелей, я не выпью столько, — тихо сказала я и снова перевела взгляд на своего малыша.
Он был самым, наверное, чудесным ребёнком, самым идеальным, самым правильным, самым красивым и замечательным.
Он был тем ребёнком, на которого можно было смотреть часами, и я не хотела выпускать его из рук. Я даже от себя его далеко не хотела отпускать, поэтому, когда Рустам загремел чашками, я между делом уточнила:
— А где кокон?
Рус вздрогнул. Мне показалось, что он уронил кружку меньшего размера в раковину. А потом резко обернулся ко мне.
— Какой кокон? — уточнил он, явно не понимая, про что я пытаюсь сказать.
— Среди детских вещей, — медленно начала я.— Был специальный кокон для кровати. Чтобы кормить лёжа.
— А ты уже можешь кормить, у тебя пришло молоко? — взволнованно уточнил Рустам, и в его руках снова появилась кружка.
А почему он волновался, почему он так переживал? У него руки ведь дрожали, и чай муж донести до меня с трудом смог.
— Наверное, да, я не знаю, — призналась я и проследила, как Рустам поставил на прикроватную тумбочку чашку и перевёл на меня взгляд.
— Давай в люльку, а сама попей.
Муж наклонился ко мне, и меня обдало его ароматом, не духами, не туалетной водой, не гелем для душа, а именно его ароматом. Чуть сладковатый с тонкой ноткой горечи, как будто бы от лемонграсса. И все это зашлифовано мускусом, что ли…
Я отвела глаза. Да, сейчас от него не пахло ни другой женщиной, ни улицей, ничем. Его запах. Но это не означало, что от него не запахнет иначе в ближайшее время.
— Надо об этом узнать у врачей, и тогда, возможно, я сам съезжу домой. Ты мне скажешь, что привезти, и я все привезу. Если нужен этот кокон, значит, я привезу этот кокон. Мать, видимо, просто не знала.
Я опустила глаза, и Рустам, подняв кружку чашку с тумбочки, протянул её мне я боялась обжечься и не удержать, поэтому покачала головой, намекая, чтобы ещё чуть-чуть постоял чай, остывая.
— И Есения, — тихо произнёс муж. Он медленно осмотрелся и
