Эрин Маккэн - Любовь и другие иностранные слова
– Это из-за тебя оно плохое.
– Боже, да остынь ты. Я ухожу. Просто мама сказала, что ты дома, я и подумала, может, ты захочешь посмотреть кино со мной и Джоффом.
– О, что-нибудь о клещах? Клещ страны Оз? Клещтаник?
Кейт поднимается.
– Клещ и предубеждение.
Она уже вышла из комнаты и подошла к лестнице.
– А, знаю, знаю! – кричу я ей вслед. – Гарри Поттер и Клещ-Полукровка!
Я закрываю дверь, возвращаюсь к столу и дописываю свое послание:
Когда-нибудь я отважусь и скажу вам все это лично. А пока я предаюсь безмолвным и счастливым размышлениям о вас и могу сейчас сказать, что, может, люблю вас. Или смогу полюбить когда-нибудь.
С любовью – когда-нибудь,
Джози.
Позже я засыпаю, довольная тем, что наконец употребила дневник по назначению. Жалко, что у меня нет красной ручки. Поставила бы себе «пять» за сегодняшнюю запись.
Глава 27
Утром мы собираемся у Миллисент: это крошечный салон свадебной моды, где посетителей принимают только по записи. В гостиной в кремовых тонах нам предлагают круассаны, апельсиновый сок, чай и кофе, а потом мы идем в примерочную (тоже в кремовых тонах), где нас начинают переделывать.
Миллисент – это миссис Миллисент ДеГраф, французская эмигрантка с приятным акцентом, увядшим от солнца лицом, волосами цвета соломы, умело зачесанными назад ото лба и рассыпанными по плечам. Сейчас она замужем в третий раз и утром с удовольствием рассказала нам, что первый ее муж был мальчишкой, второй – ошибкой, а третий – любовью всей ее жизни.
– Pourquoi? – спрашиваю я. – Почему?
– Mon coeur. Il est à mon coeur. Sans lui, une partie de moi est allée. Мое сердце. Он в моем сердце. Без него часть меня исчезла.
– Джози. – Мэдисон Орр произносит мое имя так ласково, словно обращается к щеночку. Она поворачивается к маме и Мэгги (они стоят прямо рядом со мной) и говорит:
– Вы только послушайте. Она разговаривает по-французски.
– Вы бы слышали, как я кодировать умею!
– Разве она не прелесть? Ну как ее не любить? – спрашивает Мэдисон у мамы и Мэгги.
– А мы и любим, – отвечает мама, а Мэгги одаривает меня мимолетной улыбкой.
Мэдисон всегда была больше похожа на Мэгги, чем я. Это сходство, видимо, и привело ее к ошибочному заключению, что я и ее младшая сестричка тоже, и именно поэтому сейчас она хватает меня в объятия и целует в щеку. Потом Мэдисон поворачивается к маме и Мэгги и нараспев произносит: «Любите ее».
Мы, подружки невесты, стоим в своих элегантных, хоть и не по фигурам, нарядах, и украдкой бросаем взгляды на зеркало. Но взойти по ковру ступенек к трехстворчатому зеркалу в центре комнаты – это пока выше наших сил. Мы все согласились, что Кейт должна показать нам пример. Она, матриарх и основательница традиции Великого Входа, решила быстренько облачиться в свадебный наряд в гостиной и присоединиться к нам уже после того, как мы сами переоденемся.
– Ну что, готовы? – выкрикивает она.
Мэдисон окидывает нас беглым взглядом и видит, что я тяну себя за корсаж, чтобы платье не слезло.
– Джози, ты что… – начинает она, но потом обращается к маме: – Джози готова?
– Она готова, – говорим мы с мамой хором, за что я получаю несколько укоризненный взгляд, смягченный всепрощающей материнской улыбкой.
– Готовы! – отзывается Мэдисон, и мы ждем. Один… два… три… четыре… эххх… пять.
Дверь распахивается, и входит Кейт. Она вышагивает медленно, словно невидимая тяжелая корона плохо держится у нее на голове и вот-вот упадет. А потом, словно по сигналу, ее придворные издают восхищенный вздох и разражаются нестройным хором комплиментов. Зал гудит от всех этих прекрасна, обворожительна, божественна. Мы уже видели Кейт в платье на прошлой примерке, но мы не можем удержаться от восторга. Я молча негодую, что такое зрелище будет растрачено на Джоффа: он, я уверена, ничего не понимает в невидимых коронах.
Прочие подружки невесты окружают Кейт, и она купается в их похвалах, не забывая делать комплименты и им самим. Миллисент ДеГраф говорит нам с мамой и Мэгги: Elle fait une belle mariée.
– Pas encore, – отвечаю я, и получаю неодобрительный взгляд от мамы и на удивление вежливую реакцию от Миллисент.
Она просто склоняет голову, словно говоря «Ну что ж, очень хорошо». А потом хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание, призывает двух портних, показывает, где кому встать, и остаток утра проходит в том же духе.
Миллисент: Какая красивая новобрачная.
Я: Еще нет.
Мной швеи занимаются в последнюю очередь: я слышу озадаченное тихое «хмм» от той из них, что покруглее и посерее: она заметила, как топорщится мой корсаж. Я все еще держу его в руках, чтобы не спадал. Даже с учетом «подкладок для экстремального эффекта пуш-ап» моих форм не хватает, чтобы заполнить верх платья. Швея мигом достает из обувной коробки две накладки из поролона и – прошу прощения, что это вы делаете?! – пихает их мне в лифчик.
– Джозефина, – предостерегает меня мама, и, прежде чем я могу выразить свой протест, эти штуки уже прочно расположились в моем лифчике, и швея принимается защипывать ткань и закалывать ее булавками.
– О Боже, как смешно, – обращается Мэдисон к Кейт. Обе стоят, все еще в своих платьях, сразу позади меня. Они склонили друг к другу головы, чтобы втихомолку болтать и замышлять недоброе. Во всяком случае, так говорит мне их отражение в зеркале, с которого я не спускаю глаз.
– Да, иногда она забавно реагирует на такие вещи, – говорит Кейт.
– Даже не иногда, – подтверждает Мэдисон. Я чувствую, что у меня горят уши, и смотрю на себя в зеркало: так и есть, по лицу разливается свекольно-алая краска.
Мэгги и другие девушки с умелой помощью мамы осторожно снимают платья и переодеваются в джинсы и прочую обычную одежду. А Кейт с Мэдисон продолжают строить козни, то и дело зыркая на меня.
– А что будем делать с ее волосами? – спрашивает Мэдисон. – Зачешем наверх? Или оставим хвост?
– Я пока не решила.
Зато я решила, хочу я сказать, но молчу.
– А может, ее подстричь? Об этом ты думала? Она будет такая хорошенькая с челкой.
Я уже раскрываю рот, но Кейт отвечает сама:
– Нет, на это она никогда не пойдет.
Спасибо, Кейт.
– Да и по поводу линз она устроила такую сцену, что второго раза я просто не выдержу.
Это ты закатила истерику, а не я. Но я и сейчас умудряюсь промолчать.
