Это лишь игра - 2 - Елена Шолохова
— Не одна. Я с тобой. И не ты, а мы. Да и кроме меня есть куча свидетелей!
— Какая куча? Они дверь заперли. Мы там были одни.
— Но ты ведь из комнаты выбежала вот в таком виде… Мимо вахтерши пробегала… телефон потом взяла у кого-то…
— Я не помню никого… а вахтерши точно не было на месте. Нет, Лен, никто ничего не слышал и не видел.
— Я слышала.
Юлька смотрит на меня непонимающе.
— Ты не сбросила звонок, и я всё слышала… ну, почти. Как Слава сказал, что ты на вписке с кем-то была… что тебя за это надо наказать… слышала, как тебя ударили…
— Ты всё это слышала?
Я киваю.
— Ну, почти. Когда они включили музыку, там уже ничего слышно не было, конечно. И я вызвала полицию. Вот, кстати, еще одно подтверждение будет.
— Если они будут меня искать… если я все-таки прибила этого мудака Ника, то тогда… тогда да, я все скажу.
— Лучше заявить первой. И не только тогда, когда начнут искать, а сразу.
— Я боюсь. Никогда ничего не боялась, а теперь, — признается Юлька. — И за себя, и за тебя…
— За меня-то что? Я еще расскажу, как этот Ник до меня домогался. И если бы не парень там… в тельняшке и шортах, то даже не знаю…
— Это Костик, наверное. Они чуть не подрались… Да, его тоже можно, если что, попросить подтвердить… Но, Лен, мне страшно тебя вовлекать. Люди с властью, с деньгами… на что только они ни способны. Думаешь, отец Славки даст посадить своего сына? Блин, я молчу про отца Ника… я даже не знаю, жив ли он. Представляешь, что он со мной сделает, если… если я его убила…
Юлька опять начинает подвывать.
— Я уверена, что он жив. Ты его просто вырубила и всё.
— Ты меня успокаиваешь, — качает головой Юлька. — Откуда ты можешь знать…
— Ну, подумай логически. Я вызвала полицию, сказала им точный адрес. Они не успели приехать, когда… ну, когда всё произошло. Но к этому времени они бы уж точно приехали. Ты представляешь, какая бы шумиха поднялась, если бы они обнаружили убитым сына прокурора? И, уж конечно, они сопоставили бы мой вызов, ну и наверняка уже сами позвонили бы… как минимум.
— Так, может, еще позвонят? А, может, они прямо сейчас сюда едут? За мной? Вычислили адрес по звонку и едут?
— Не сходи с ума, Юль. Я понимаю, нет, я на самом деле даже не представляю, как тебе сейчас должно быть тяжело и плохо. Но это ты — пострадавшая. Это на тебя напали подло и жестоко двое здоровенных парней. И это они сейчас трясутся, что всё всплывет. Потому что нет такого закона, по которому сыну прокурора или губернатора позволительно насиловать. И они это тоже прекрасно понимают.
— Закона нет, да только по жизни все эти сыновья творят что хотят безнаказанно.
— Потому что все так же думают и боятся что-то делать против них. Но ты же у меня боец. Ты всегда была такой бесстрашной. А главное, Юль, ты помни, даже если никто ничего не видел, хотя это не так… но, в любом случае, я всё видела, всё слышала и всё подтвержу. Но ты должна на них заявить.
Юлька кивает.
— Хорошо, я подам заявление… Прямо завтра утром поеду и подам. И, Лен… спасибо тебе… спасибо за всё… — всхлипнув, она подается ко мне и обнимает.
— Они за всё ответят… — шепчу я ей.
30. Лена
Мне кажется, Юлька так и не уснула до утра. Всю ночь я слышала ее вздохи, сдавленные всхлипы, скрип раскладушки. Я и сама почти не спала. Пару раз задремала, но совсем ненадолго.
Утром встаем с ней почти одновременно. Молча собираемся, молча завтракаем. Хотя какой уж там завтрак, когда ни ей, ни мне кусок в горло не лезет.
Вера Алексеевна дает Юльке джинсы и толстовку Антона и его же кроссовки. Хорошо, что он невысокий и худощавый, ей всё впору, только обувь великовата.
Юлька благодарит ее, пряча взгляд. Бормочет, что все постирает и вернет. Она вообще сама не своя. И явно чувствует себя неловко и при Вере Алексеевне, и, особенно, при Антоне, к тому же он не сводит с нас пристального взгляда. Когда мы уже собираемся уходить, он вдруг говорит:
— Лен, можно тебя на пару слов?
Юлька тактично выходит и ждет меня возле подъезда, а я присаживаюсь рядом с ним.
— Лен, я тебя прошу, не ввязывайся во всё это.
— В смысле?
— Не лезь в эту грязь.
— То есть ты хочешь, чтобы я свою подругу бросила в беде? Одну? Пусть она сама как хочет, так и выкарабкивается? А сама чистенькая в стороне останусь? Так ты хочешь? — во мне так и кипит возмущение.
— Я хочу… то есть я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Мне жаль ее… твою подругу… но против кого вы собрались выступать?
— Против двух отморозков.
— Лен, ну не будь ты такой наивной. Сын губера… ты реально думаешь, что его посадят? Да скорее вас посадят.
— За что?
— Да найдут, за что.
— И что ты предлагаешь? Проглотить и забыть? А он пусть дальше радуется жизни и насилует девчонок? Ну раз он — сын губернатора… А если бы это случилось не с Юлькой, а с твоим другом или братом? Или со мной?
— Лен, ну я же не смогу тебя защитить, если что случится…
— А я не могу остаться в стороне, когда такое происходит. Никак не могу, — отвечаю ему уже спокойно, но твердо. Поднимаюсь и ухожу.
Всю дорогу до города мы обе молчим, но я вижу, как Юльке плохо и страшно. Как она напряжена, просто комок нервов. У меня тоже скребут на душе кошки. Что бы я ни говорила Юльке — но я тоже боюсь. Я ведь не слабоумная, понимаю, кто мы и кто они с их безграничными возможностями, связями, деньгами.
Но мне так хочется верить в справедливость. Иначе зачем вообще все это? Наверное, Антон прав, я слишком наивная. Герман тоже так всегда говорил.
Как же его сейчас не достает! Он бы обязательно что-нибудь придумал. Для него не бывает безвыходных ситуаций. Он бы
