Темный час (ЛП) - Фостер Дилейни

Четыре раза: два раза в киску и два раза в рот, но кто считает.

— Ты, блять, прав. И ни у одного из вас, мудаков, нет права для разговоров о ней.

Линкольн вскинул руки вверх.

Каспиан рассмеялся тихим, нахальным смехом, каким я тысячу раз смеялся над ним, когда он говорил о Татум. Мудак.

Потом они оба заняли место на кровати, и следующие несколько минут мы провели, разговаривая с девочками. Мы рассказали им, откуда мы. Линкольн говорил в основном о Лирике. Каспиан описал свой райский остров и балет Татум. Мы задавали им вопросы, а они давали нам односложные ответы. Мы делали все возможное, чтобы им было комфортно, чтобы заслужить их доверие. Я кивнул в сторону двух закрытых дверей, не веря, что никому из нас не пришло в голову заглянуть внутрь. — Что там внутри?

Одна из них заговорила, указывая на самую дальнюю дверь: — Это ванная. — Она указала на вторую дверь. — Там он сидит и наблюдает. Больше никто туда не заходит.

Кислота бурлила в моем нутре. Где он наблюдает. Я вдруг пожалел, что не засунул нож ему в задницу.

Лиам ворвался в дверь, запыхавшийся и вспотевший.

— Наконец-то, блядь, — сказал Линкольн, вставая. — Долго же ты собирался.

— Вот. — Лиам бросил кучу одежды на одну из кроватей. — Прости, но мне нужно идти.

Я спрыгнул с кровати и бросился к двери, схватив его за руку: — Ты никуда не пойдешь.

Он вырвался из моей хватки и посмотрел на меня. — Моя сестра пропала, и в ее комнате кровь. — Вены на его шее вздулись и пульсировали, когда он стиснул зубы. — Рискни остановить меня.

Ярость бурлила во мне. Кипела и бурлила, прожигая каждую мою вену, пока не выплеснулась через край, съедая все пространство в комнате.

Эннистон пропала.

Я отослал ее, и кто-то забрал ее.

— Оденьте их, а потом уведите отсюда, — сказал я, раздувая ноздри, когда ярость поползла по моей коже. Я посмотрел на Линкольна. — Ты знаешь, куда идти дальше. — Затем я повернулся к Лиаму. — Кто бы ее ни забрал, пусть надеется, что это их кровь в ее комнате, потому что если на ее теле будет хоть одна метка, поставленная не мной, клянусь, я убью их всех.

ГЛАВА 44

Говорят, хаос порождает безумие. Именно поэтому я контролировал все в своей жизни: где я хранил свои фрукты, как вел свой бизнес, с кем трахался. Все это было частью тщательно продуманного плана, чтобы держать меня, блядь, в здравом уме. Я ненавидел сюрпризы.

Но это не было сюрпризом. Это был чертов удар в грудь.

Я должен был знать, что она не будет в безопасности.

Я должен был сменить код лифта, запереть все двери и держать ее задницу взаперти в Нью-Йорке, пока я не вернусь домой.

Я думал, что все под контролем.

Я должен был защитить ее.

Теперь в моем мозгу царил хаос, и я понятия не имел, где она, блять, вообще находится.

Проявление безумия.

Чувство вины зашевелилось в моем животе, как гнилой плод. Она не должна была оставаться одна. Я угрожал изнасиловать ее отца чертовым ножом. Сорвал с него одежду и унизил его перед собственным сыном. Неизвестно, на какое дерьмо он способен, чтобы отомстить мне. Он уже доказал, что ему наплевать на использование своей дочери. Единственная причина, по которой его взбесила сцена на Индукции, была в том, что она разрушила его шансы заключить сделку с королем Норвегии.

Я уставился на пятна крови, размазанные по плюшевому ковру на полу ее спальни. Это был персидский ковер, вероятно, ручной работы, светло-кремовый с голубыми узорами пейсли. Он был классическим, чистым и красивым до этих пятен крови. Прямо как она.

— Она не где-то еще во дворце? Может быть, на кухне? — я вспомнил ее рассказы о наблюдении за поваром.

Лиам покачал головой: — Нет. Я смотрел.

Вот почему он так долго не возвращался.

Он провел рукой по волосам: — Кто, черт возьми, мог сделать это с ней?

Грей все еще был в коридоре с королем, значит, здесь был кто-то еще. В этой игре был еще один игрок.

Мне нужно еще немного времени. Это не только мое решение. Это были слова Уинстона, когда я позвонил ему из машины в тот день, когда Эннистон узнала, каким куском дерьма он был. В то время я не задумывался об этом. Я решил, что это как-то связано с Малкольмом Хантингтоном. Теперь я не был так уверен.

— Я не знаю, но я чертовски уверен, что узнаю. — Мой разум метался, перебирая в памяти все, что произошло, каждое видео, которое мы смотрели, каждое слово, произнесенное за последние несколько недель. Все вело к королю и Малькольму. Я должно быть что-то упустил.

— Я возвращаюсь в коттедж.

Может быть, там есть что-то, что поможет мне найти этого загадочного игрока. Может быть, он что-то оставил.

— Я пойду с тобой.

Лиам быстро завоевывал мое доверие. Тот, кто так оберегал Эннистон, автоматически получал пожизненное членство в клубе Чендлера.

— Ты действительно трахал мою сестру на глазах у всего Братства? — спросил он, когда мы шли по каменной дорожке к коттеджу.

— Ты действительно устраиваешь оргии вокруг костра в лесу?

Я слышал о «Конце лета» — это Айелсвикская версия «Ночи беззакония». Каждый, блять, кто провел больше часа в Твиттере, слышал о «Конце лета».

— Она знала, что ты делаешь? Почему ты это делаешь?

— Нет. Она просто думает, что я ненормальный, — сказал я, подмигнув. Это была ложь. Эннистон была ближе к правде, чем думала.

Я думал о том, как она смотрела на меня той ночью, о том, как кончики ее пальцев проследили за тем, как брызги воды оставили следы на моей коже, и о том, какой нежной она была. Какой доброй, даже после того, как я пытался уничтожить ее. После того, как я трахнул ее в комнате, полной незнакомцев, и заставил ее истекать кровью. Она была намного сильнее, чем я предполагал, и я поклялся всем святым, что когда я найду ее, я убью того, кто отнимет ее у меня, прежде чем у меня будет шанс сказать ей об этом.

ГЛАВА 45

Голос моей матери пробился сквозь темноту.

Будь осторожна с рыцарями, потому что иногда под их доспехами скрываются самые темные тайны.

Тебе не нужен герой, милая. Ты можешь спасти себя сама.

Когда я услышала ее, я не чувствовала себя одинокой. Боль казалась далекой. Злобные слова, шипящие мне в ухо, исчезали вдали.

Я была вполне счастлива.

А потом она исчезла. Ее тепло испарилось в воздухе, как дым на ветру, и все вокруг стало холодным.

Жгучая боль пронзила мою кожу, раскаленная до бела и неумолимая. Я лежала лицом вниз на чем-то мягком. Матрас. Слабый запах мочи и рвоты обжег мой нос. Прохладный ветерок обдувал мою кожу, заставляя меня дрожать. Я была голая. Он раздел меня догола и растянул на кровати. Что-то прижимало меня к земле, тяжелая сила давила на спину.

— Я собираюсь пометить тебя так же, как он, — сказал Александр. — Тебе это понравится, не так ли?

Пометить меня?

О чем он вообще говорил?

Воздух был спертым и горячим, я с трудом дышала. Я открыла глаза, осматривая окружающую обстановку. Что-то закрыло мое лицо, лишая меня света и воздуха. Запах резины и мое собственное дыхание заполнили мой нос. Я знала этот запах. Я узнала его. Это была маска, как та, которую я надела в ночь на алтаре. Кровь стекала по моему лбу, а затем капала вниз и щипала глаз. Сквозь крошечные прорези в маске я заглянула через плечо, чтобы увидеть его лицо. Он лежал на мне, прижав меня к себе и упершись коленом в позвоночник. Кровать стояла параллельно двери, а окна позади него были занавешены черной тканью. Это было все, что я успела увидеть, прежде чем мои глаза снова сомкнулись. Голова болела, пульсирующая, бьющая боль отдавалась в виске.