Научи меня верить - Елена Архипова
– Я посижу и уйду, а вам дальше сидеть, разговоры разговаривать. Так что садитесь напротив друг друга, так-то оно удобней вам будет.
Ее внук, казалось, даже не удивился тому, что Агриппина решила подсесть за столик к двум постоянным клиентам. Она же, повернувшись к Григорию, кинула:
– Принеси-ка ты нам, Гриша, зеленую мою. Ту, что на самой верхней полке в кладовке стоит.
Бармен ушел, а Агриппина пояснила:
– Знаю, что оба за рулем, но настойка эта, что Гриша сейчас принесет, слабая, на правильных, нужных вам сегодня, травках настоянная. Сидеть вам долго, рагу у нас сегодня хорошее, жирное получилось, успеют выветриться из ваших голов и настойка моя, и мысли ваши неприкаянные.
К столу тем временем вернулся Григорий в сопровождении сына. У первого были в руках три стопки и квадратная бутылка без наклейки, у второго поднос с закусками.
– Гриша, разлей нам, – попросила Агриппина, глянув на бутылку в руках внука. – Этим оболтусам по полной, мне половинку.
Бармен выполнил просьбу своей пожилой родственницы, парень расставил тарелки, и оба отошли от стола.
– Ты, Владимир, на меня глазами-то не зыркай за то, что я тебя оболтусом назвала. Учись вон у Александра: он хоть и постарше тебя будет, а не обижается на слова старого человека. Давайте-ка мы с вами лучше настойки моей отведаем. Сама делала, сама травки собирала, – Агриппина первая подняла стопку. – Вам до дна, а я чуть пригублю, опробую, хороша ли получилась.
Мужчин не пришлось просить дважды. Не обманула их бабка Агриппина – и не крепкая, и на вкус приятная оказалась.
– Вы пока рагу ждете, по второй сразу налейте да закусывайте вот свежим хлебушком. Маришка, жена Григория, хороший хлеб печет.
– Хлеб у вас всегда вкусный был, – признал Александр. – Такого не купишь в магазинах и пекарнях.
– Верно. Такого не купишь нигде, – признала Агриппина и хитро глянула на мужчин, переведя взгляд с одного на другого. – А знаете, почему он у нее таким пышным да вкусным получается?
– Да откуда ж нам знать, – хмыкнул Владимир, но за кусочком хлеба потянулся, плеснул пахучего масла на тарелку, посолил, приправил перчиком и разломив кусок хлеба, мякишем его перемешал масло с солью, заодно и обмакнув хлеб.
Александр последовал его примеру, откусил и прикрыл глаза от удовольствия. Он не приезжал в этот ресторанчик несколько лет. Не было подходящей компании, а со случайными девицами ехать сюда он не мог и не хотел. И вот как раз не только по еде он скучал, вспоминая, а и по этому пахучему свежему, едва еще теплому, хлебу с маслом и солью.
– А потому хлеб нашей Маришки так вкусен, что замешан да настоян он на любви да песнях ее. И любовь у них с внуком моим настоящая, и песни она поет душевные, когда замешивает да выпекает этот хлебушек. Вот и весь секрет, – усмехнулась Агриппина, и на столе появился кисет с табаком.
Мужчины закусывали, бабушка Агриппина набивала трубку. Набив, раскурила, затянулась, выпустила дым и лишь потом посмотрела долгим взглядом на Александра.
Он молчал, понимая, что старая женщина не просто так им любуется. И его догадка оправдалась, потому что спустя несколько минут он услышал:
– Что, мил человек, вот ты и встретил судьбу свою, предсказанную тебе старой Розой, верно? И все, как она тебе предсказала, все и исполнилось, так?
– Так, – признал.
– И сам ты прошел через всякое разное, что не каждый мужик отважится сделать. И душу свою очистил, за что и был помилован прощением друзей своих и богов-насмешников. И деньги у тебя снова имеются, и детки, оставшиеся полными сиротами на твоем попечении, не обижены тобой.
– Почему же полными сиротами? Папаша-то их жив еще, – буркнул, невольно сжав зубы.
– Помер он несколькими днями ранее, вон дружок твой, – Агриппина, придержав трубку рукой, кивнула на Владимира, – подтвердит тебе мои слова.
Александр перевел удивленный взгляд на Владимира.
– Сам только сегодня получил информацию. Прирезали его ночью. Как и что, понятное дело, никто не знает. Обнаружили утром и уже остывшего. К той аварии и смерти твоей подруги он не имел отношения. Там, ты же знаешь, гололед да дура молодая за рулем подаренной тачки были виной. Но не один ты на него зубами скрипел. Ему ж через год на УДО можно было подавать, да, видать, не нужен он здесь на свободе был, вот его свои же шестерки и порешили.
Агриппина покивала согласно, подняла на Александра взгляд от своей трубки и закончила, как и не прерывалась:
– А по осени и родной сыночек у тебя народится. Чист ты перед зазнобой своей. Так что не оплошай завтра, сделай всё по уму, тогда и родные ее примут тебя зятем. Нужен ты ей вот такой, какой есть, со всеми своими дырками в душе да заботами. У нее в душе тоже одна большая дыра, вот тебе ее и латать. Одной отцовской любви для этого мало. Он – мужик суровый и за дочь руками порвет, случись что. Но нужен-то ей ты. Первый ее и единственный. Ты, когда ушел от нее, думал, что лучше для нее делаешь, репутацию ее спасаешь. Были такие мысли? – Агриппина глянула на Александра остро сквозь дым.
– Было, – признал.
– А ты сам, не ведая того, лишь старую ее дыру расшевелил. Она ж после мамаши своей беспутной думает, что не нужна никому, что помеха она всем.
– Что?
– То самое. Потому и не сказала она тебе о дите, что от тебя под сердцем носит. И ребенок твой, и зазноба вся твоя. И жить вы с ней будете в любви и согласии столько, сколько отпущено на ваш век. Вот завтра бери ее и вези сразу к себе. Отец ее примет выбор дочери, дети, что тебе не родные, но близкие, тоже будут рады. Оттают они все в твоем доме. И дети, и зазноба твоя. Израненные души тянутся дружка к дружке, находя поддержку. Вот за это мы с вами и выпьем! – старая женщина первая подняла свою стопку. Ожидая, пока мужчины поднимут свои рюмки, проговорила:
– Как женой твоей станет, привози ее к нам, Маришка научит ее правильный хлеб печь.
Владимир, увидев, что у Александра трясутся руки, разлил по стопкам сам, и первый поднес свою стопку к протянутой женщиной, чокнулся и замер, ожидая Александра. Они выпили, закусили, и пожилая женщина заговорила вновь:
– Теперь ты! – Агриппина глянула на Владимира. – Наворотил делов, а как расхлебывать не знаешь, верно?
Мужчина лишь
