Я рожу тебе детей - Ева Ночь
— Я дома, — не повел ни бровью, ни ухом Олег.
— Тогда пусть твой дом окажется подальше от моей семьи, — шлепнул он об стол папкой, будто кулаком приложил. — Не знаю, что взбрело в голову Змееву-младшему, но подозреваю, что он, как всегда, — пустобрех и легкомысленный болван. Алины дети — мои. И по крови, и по праву. И документы это подтверждают, можешь ознакомиться. Ты же не думал, что она все эти годы верно ждала тебя, исправно рожая детей?
Олег и пальцем не пошевелил, чтобы открыть папку. Это как взять на слабо. Видимо, Вересов почему-то решил, что он будет жадно разглядывать бумажки и облегченно вздыхать, что ошибся в своих предположениях.
— Боюсь, все эти аргументы, — кивнул он на благородно-лимонный пластик, — не стоят даже бумаги, на которой напечатаны. — Я бы мог провести экспертизу и доказать это, но не стану этого делать. Я и так знаю: дети — мои. Я разговаривал с Никитой.
Вересов не дрогнул — надо отдать ему должное. Лишь иронично приподнял бровь.
— Подростки. Эмоции. У него есть все основания не верить и фантазировать.
— Мы оба знаем, что это не так, — терпеливо возразил Олег, — Аля сына в честь деда назвала, моего отца. Для нее всегда имели значения мелочи и крохотные детали. Но я пришел не права качать, а договариваться. Я не стану предъявлять права и судиться. Не буду отнимать детей. Не стану бегать с флагом и орать, что я их отец. Я хочу лишь видеться с ними иногда и, возможно, принимать участие в их становлении.
— У наших детей есть все, — не поддался Вересов, подчеркивая слово «наших».
Змеев поступил бы точно так же. И даже хуже — гнал бы взашей всех, кто посмел бы приблизиться к его родным, и ни на какие компромиссы не согласился бы. Но то было раньше. Всегда наступает момент, когда оказываешься в шкуре просителя.
— Я знаю, — сказал он осипшим внезапно голосом, — знаю, что им хватает и заботы, и тепла, и любви, которой я не мог дать. И материально вы не бедствуете. Я все это знаю. И был бы идиотом, если бы не выразил свою благодарность.
— Нам твоя благодарность никуда не уперлась, — сверкнул глазами Вересов, теряя наигранную невозмутимость. — Ты обезьяна с гранатой. Чуть зазевался — и рванет. Нам такое кино не нужно, уясни, на носу заруби, на лбу вытатуируй. Просто изыди, сгинь, дай им спокойно расти и быть счастливыми.
— Я не могу, — тяжело вздохнул Змеев. — Не хочу войны, битв, ристалищ, звона клинков. Все, чего желал бы, — я изложил.
— И как ты себе это представляешь? — скривил Вересов саркастично губы. — Друг семьи?
— Что-то вроде того, — кивнул он, соглашаясь. — Жених вашей подруги, а позже — надеюсь — муж. Так получилось, — и это не подстава, не разыгранный спектакль — у меня отношения с Лерочкой.
— С нашей Лерочкой? — кажется, Вересов растерялся.
Змеев снова кивнул.
— Как ни крути, а придется нам общаться, ходить друг к другу в гости. Я не хочу ставить ее перед выбором. Это неправильно. Юля и Лера дружат много лет. Но и терять ее из-за того, что между нашими семьями — наши-мои дети, я не желаю. Просто поставь себя на мое место. Прокрути в голове. Смог бы ты свою женщину бросить или сделать вид, что все нормально, тебя это не касается, когда она украдкой бегает к подруге, потому что вот такая ситуация сложилась?
Вересов сидел, как каменное изваяние. Хмурил брови и сжимал губы.
— Я не тороплю. Подумай. Поговори с женой. А я даю слово, что все будет так, как я сказал: никаких поползновений. Я… соглашусь быть просто дядей. Для них. Для себя я знаю, что отец. Что они — мои. Ваши, конечно же, да. Потому что на отца — понимаю — не тяну. Не заслужил. Биоматериал, — произнес Олег с горечью, поднимаясь.
Он уходил, не оборачиваясь, в полной тишине. Это неплохо. Если молчит — значит думает. И пока он молчит, есть надежда, что поймет и услышит все, что Олег сказал.
Глава 44
Лерочка
Решение позвонить Юле далось нелегко. Даже не позвонить — поговорить. Я не могла поступить иначе. Я прятала голову в песок, а это неправильно.
Олег ушел почти сразу после нашего разговора — задумчивый и решительный, весь в себе, а я после его ухода не находила себе места.
Он почему-то думал, что мне все равно, что я эгоистка и мне плевать на наши отношения. Все было совсем не так, но я пока не собиралась его переубеждать.
В нем было много силы, а я — да, слабачка. В некотором роде страшилась отношений по нескольким причинам.
Настало время хорошенько в себе разобраться, провести критический анализ, ответить на несколько вопросов, на которые я глаза закрывала, и все же решить: дальнейший анабиоз или встряска и выход из спячки.
Ответы на вопросы мне не понравились. По сути, я вела себя хуже, чем некоторые мои пациенты. Пришло время действовать и стать наконец-то взрослой по-настоящему. Поэтому я выдохнула и нажала на «вызов».
— Я тут подумала, — откашлялась я, потому что слова застревали в горле, — я не приду, Юль. Только не обижайся, ладно?
Юля молчит так долго, что я невольно думаю: связь пропала, разговор прервался, но когда я пытаюсь проверить, так ли это, она оживает наконец-то:
— Это из-за него, да? Из-за Змеева?
— Да, — не хочу я юлить и врать. — Так получилось, что я… Ты не подумай только, что он надавил, запретил, выкрутил мне руки — это неправда. Это мое решение, Юль. Я не могу его бросить сейчас, оставить наедине с мыслями, что он один, а я с вами, общаюсь с его детьми. В конце концов, нам нужно найти компромисс, решение, которое устроит и вас, и его. Он не монстр, не злой демон, не бездушная скотина.
— А ты слишком прониклась им, Лерочка, — Юлька не обвиняет — в голосе ее сквозит грусть.
— Может, и так, да. Но что теперь об этом думать? Я не хочу ни вас терять, ни его обижать. А как свести концы с концами — пока не вижу. Но если тебе важно — Олег пообещал ничего не предпринимать, если все же однажды мы пересечемся, сможем как-то сосуществовать не просто параллельно, а рядом. Он не станет предъявлять претензии и права на детей. Ему сейчас важно
