Спой для меня (СИ) - Рина Старкова
Все было не так печально, если бы не мой дикий стояк.
— Приготовились! — тамада выжидающе замолчала, и мы с Малиновой переглянулись. Как Вика согласилась на эту авантюру? Ее нижняя губа подрагивает, в глазах отражается испуг, а щеки заливаются румянцем. Девушка осматривает соперниц по конкурсу, и вновь переводит взгляд на меня.
— Придется постараться, детка, — шепчу еле слышно, одними губами.
— Ты многому меня научил, — хитро щурится в ответ. И тут тамада поворачивается к гостям, поднимает руку вверх:
— Начали!
Малинова тут же поворачивается ко мне спиной и садится на шарик, а я замираю. Даже стук сердца прекращается. Вижу ее талию и округлые ягодицы, обтянутые бежевой тканью, и просто зверею. Закрываю глаза, чтобы хоть как-то отвлечься, чтоб не схватить и не прижать к себе, но ее уверенные движения у меня на коленях вытягивают приглушенный стон. Она так близко и так откровенно движется! А шарик не поддается. Вика слишком высоко привстает, резко опускается с каким то ожесточенным надрывным стоном, и воздушный шар, наконец, звонко лопается. Конфетти и блестки вырываются из капкана и окутывают нас. Вика не задерживается на моих коленях, вскакивает, как ошпаренная, лицо полыхает краской.
— Первый шарик готов! — объявляет тамада, и гости хлопают.
За конкурс награждают конфетами.
Вика уходит за стол, даже не обменявшись со мной взглядом. И я направляюсь к Эвелине, которая в одно лицо приговорила бутылку игристого.
Не знаю, сколько времени прошло, когда Вика начала собираться покинуть банкетный зал. Я наблюдал за ней все это время, как одержимый. Даже взгляда отвести не мог. Малинова попрощалась с подружками невесты, обняла Аню в шикарном белом платье, они еще пару минут о чем-то посовещались, и ангелок направилась к выходу.
— Эвелина, мы уезжаем! — хватаю девицу под руку и встаю с места. Моя прелестная спутница не может даже на ногах самостоятельно держаться. Пытается что-то мне сказать, но разобрать этот пьяный бред сможет только такой же пьяный. Тащу ее тело к выходу, даже не одеваю полушубок ей на плечи, так вытаскиваю на морозный воздух.
Вика стоит у дороги и смотрит вдаль.
— Подвести? — спрашиваю я, даже не осознавая комичность ситуации. У меня на руке висит девка в зеленом костюме, которая упадет, если я отпущу ее.
— Спасибо, я вызвала такси, — ангелок обнимает себя руками, стараясь согреться. Сегодня очень морозно, хотя по календарю до зимы еще три недели.
— Замерзла? В такси не отогреешься, а у меня климат-контроль. Позволь мне отвести тебя. — Не предлагаю, молю. Молю в надежде на ее милость.
Вика поджимает потрескавшиеся губы, выдыхает воздух с густым паром и хмурится. Примерно минуту обдумывает мои слова, переминается с ноги на ногу. Явно продрогла. Зато Эвелине ни черта не холодно. Шатается из стороны в сторону, как маятник.
— Ладно, поехали, — наконец соглашается ангелочек. И я не скрываю своего удовольствия. Закидываю Эвелину на заднее сидение и открываю дверцу для Вики.
Кайма фонарей вдоль дороги быстро проносится мимо. Читаю вывески и рассматриваю витрины на светофорах, чтобы не пялится на Малинову. Она отвернулась от меня, тоже смотрит в окно. Задумчивая, грустная. До трясучки хочется излить ей душу, рассказать, как без нее хуево и какой я мудак, что посмел так поступить. Меня разрывает раскаяться, молить прощения. Но я знаю, что она не готова прощать.
Едем мы молча, не говоря ни слова. Лишь Эвелина изредка что-то мычит во сне, распластавшись на заднем сидении. Торможу у дома Викиного отца и поднимаю взгляд на темные окна. Интересно, как она живет там? Какой интерьер в ее комнате?
— Спасибо, — Вика уже тянется к ручке, чтобы открыть дверь и вновь исчезнуть из моей жизни, но я хватаю ее ладонь и тяну к своему лицу. Прижимаюсь лбом к руке, вдыхаю нежный запах с закрытыми глазами. Как ребенок.
— Не уходи, прошу, — от шепота рвет душу. Вика отворачивается, но не вырывается. Слышу ее тяжелое дыхание и рваный стук сердца. Чувствую, как пальцы дрожат в моих руках.
— Я не могу рядом с тобой, Герман, — отзывается спустя целую вечность. — Рядом с тобой больно.
— Я изменюсь, Ангелочек, честно! — слова звучат слишком резко.
— Ты это уже обещал, — вздыхает и поворачивается ко мне.
В глазах застыли слезы, и фонари блестят в их отражении.
Я понимаю.
Я виноват.
Но даже самое худшее чудовище заслуживает спасения!
Этому меня научила мама.
7.5
Научиться бы жить:
Вика
Смотрю на него, а сердце в клочья. И не склеить его больше, кажется, уже никогда.
Герман сделал мне слишком больно, и если до этого мгновения я думала, что умираю без него, я ошибалась. Сейчас внутри миллион иголок впиваются в кожу до крови, насквозь пронзают. А он продолжает смотреть. Господи, только бы не расплакаться, не показать, что я слабее, чем думала.
— Я просто не могу без тебя, Вика. Каждая секунда без тебя, как испытание, — шепчет Амурский, и я закрываю глаза. Прозрачная слеза катится по щеке, оставляя за собой соленую дорожку. Грубый палец осторожно ложится на кожу, и я вздрагиваю, отстраняюсь.
— А я просто не могу с тобой. Я это уже говорила, — тоже шепчу, потому что не могу говорить громче. Потому что стоит повысить голос, и я сорвусь в истерику. В глотке болезненный ком, и я не могу его проглотить. Глаза жжет новой порцией слез.
— Нам же было так хорошо вместе, — миллиардер вновь делает попытку дотронуться до меня, но вновь я не позволяю.
— Тебе было хорошо. А меня ты никогда не спрашивал. — Огрызаюсь в ответ и поворачиваюсь к двери. Дрожащими руками на ощупь ищу ручку, в глазах белая пленка от слез.
Сбежать от всего, оставить Амурского наедине с этой девочкой, храпящей на заднем сидении. За что он так со мной? За что он так с ней, с этой красавицей? Взял ее с собой, что бы что? Я поревновала? Получилось! Увидела его с ней и сердце заколотилось с такой неистовой силой, что чуть не проломило мне ребра. Оно пропускало удары, колыхалось, страдало. Я старалась улыбаться, старалась играть красивую роль, где я сильнее, чем на самом деле. Роль, где я уже все это пережила и проглотила, где мне не больно, где у меня нет души.
