Хулиган напрокат (СИ) - Черничная Алёна

А я все еще молчу. И опять провожу кончиком языка по нижней губе. Мне гадко и очень солено. Я застыла под грузом этих белых листочков в папочке на моих коленях.

Сдавленный вздох Макса дает мне понять, что он вот-вот вспыхнет от моей недомолвки. Но он неожиданно так бережно касается моей скулы костяшками пальцев:

— Леся, что, блин, происходит? — мягко спрашивает Макс.

Набираю полную грудь кислорода и…

— Прости… — резко поворачиваюсь к Ольховскому, но его лица прямо перед собой почти не вижу. Все застилают слезы. — Правда, прости. Я ведь не думала, когда все это затевала, что…

— Что мы окажемся в одной постели? — Макс явно недоумевает.

— И про это тоже, но дело не в этом. Просто… — я окончательно бросаюсь в истерику. Закрываю лицо своими ладонями и рыдаю. — Господи! Макс, прости меня.

Всхлипываю и всхлипываю, под ровное, громкое сопение Ольховского.

— Лесь, объясни, пожалуйста, спокойно и по порядку, — уже требовательней озвучивает он.

Убираю от своего лица ладони и обхватываю ими лицо Макса. Провожу большими пальцами по выступающим скулам, немного колючим щекам и впиваюсь взглядом в, ничего не понимающие, глаза напротив:

— Я очень не хочу, чтобы ты шел в армию. Правда. Особенно после того, что между нами было. Ты самый-самый хороший. Ты мне дорог. Но…

Очередной раз всхлипываю и замолкаю. Прижимаюсь лбом ко лбу Макса, а моя душа ощутимо трещит по швам.

— Но ты своровала ответы у Аркадия Борисовича и теперь тебе стыдно, — шепчет он.

Так спокойно и без удивления. Ни одна мышца лица не дрогнула под моими пальцами. И его верные догадки бьют точно в цель. Больше у меня молчать и не договаривать не выходит.

— Я не думала, что так получится. Когда я ввязалась в эту авантюру с продажей билетов, то была так зла на него, — тараторю я, все еще гладя щеки и скулы Макса. — Мы в очередной раз поскандалили. Дедушка у меня очень сложный человек. И всегда таким был. Но он единственный, кто у меня остался. И каким бы он ни был, я его люблю. Отца я никогда не видела, мама погибла из-за несчастного случая в горах. Меня воспитывали он и бабушка. И когда ее не стало несколько лет назад, дед вообще заморочился на своих принципах и советских постулатах. У нас куча долгов по квартире. Я хотела пойти даже перевестись на заочку, чтобы пойти работать. А дедушка такой скандал устроил: с театром из заказывания гроба и звонков в скорую. Я разозлилась. Очень, Макс. Ты не представляешь как. Я сделала все это назло. От обиды и досады. А сейчас… — судорожно перевожу дыхание и Макс повторяет за мной, — это все как-то притупилось. И получается уже совсем другая картина: я украла то, что мне не принадлежит. Может, если бы не так наша встреча в подсобке, то тогда в парке я бы все тебе отдала не задумываясь. Тогда мной руководили лишь эмоции. Да, меня сейчас сожрала бы совесть за это, но ты бы получил то, что тебе обещано. — Тяжелый вдох. Резкий выдох. Еще чуть-чуть и смогу захлебнуться своими слезами. — Я не знаю, как поступить. У меня просто омерзительны выбор. Если я отдам ответы тебе, то подставлю дедушку. Но если не отдам, то… предам тебя… А в глаза дедушке как смотреть? А тебе?

Громко шмыгнув носом, я, наконец, замолкаю. И Ольховский не говорит ничего тоже. Просто шумно дышит мне в лицо.

Боже, он, наверное, меня и не поймет. Я все разрушила. Ну и правильно. Ведь я решила обмануть его

Отодвигаюсь от Макса на свое сиденье, а билеты в папке падают с моих колен на пол. Но я и не собираюсь ее трогать. Мне очень хочется прямо здесь и сейчас растоптать ее ногами.

— Н-да, — Макс сухо прочищает горло и потирает переносицу пальцами. — Что-то такого развития событий я и не ожидал.

— Прости, — тихо проговариваю себе под нос, вытирая бешеный поток соленой воды со своих щек. — Я не знаю, что мне теперь делать…

— Ничего. Ждать меня из армии, — хмыкает Макс. Опять же спокойной и без иронии.

Я удивленно поднимаю на него свои широко распахнутые глаза:

— Что?

Взлохматив пальцами себе волосы на макушке, Макс вдруг улыбается и кладет на подлокотник между нами скрещенные руки:

— Врать не стану. У меня были другие планы, ходить по плацу я не хочу. Я расстроен и в замешательстве. Но не возьми ты эти билеты у дедушки, то мы бы не пересеклись. Не было бы никакой сделки. А теперь у меня есть ты. Самая странная, неординарная и честная девочка.

— Ты не злишься, что ли? — неуверенно смотрю на Ольховского.

— Меня вдруг сейчас шарахнуло по голове кое-что главное, — его задумчивый взгляд изучающе скользит по моему лицу.

Я трепетно моргаю, но от колкого вопроса не удерживаюсь:

— Ходить на пары и учиться?

— Ага. Уже бегу, — фыркает он. — Нет, — Макс смеется и качает головой. Его ладонь находит мою, крепко сжатую в кулак. Легким движением он раскрывает его и переплетает наши пальцы. По моему телу вихрем пролетает теплота. — Теперь я точно знаю, что ты никогда не предашь меня за моей спиной. И если такому человеку, как ты действительно важно поступить так, то, наверное, он прав.

Я реву уже белугой. Мое сердце становится одним сплошным комком нежности и вины.

Обвиваю шею Макса и прижимаюсь к ней сопливым носом. И получаю в ответ самые крепкие объятия, а потом и поцелуи, собирающие по моему лицу мокрые следы от слез. И от этого мне еще хуже.

Мне плохо и стыдно. Перед Максом и перед дедушкой. Я разрываюсь изнутри на две половинки.

Идя к Максу на встречу, я даже не знала, чего ждать… Скандала? Обиды?

Но какое мне теперь слово найти мне для Ольховского, который неожиданно спокойно принял тот факт, что ответы отдавать ему не хочу. Точнее, не так. Не могу себя пересилить.

Самый лучший? Самый понимающий?

А кто я?

Сейчас вокруг меня и так много вранья. Скрытые встречи с Максом, некрасивое и нечестное использование Богдана…

— Я ужасный человек, — шмыгаю носом, пока губы Макса касаются моих щек, а его пальцы бережно зарываются мне в волосы.

— Лесь, я могу понять мотив твоего выбора. Он честный, хоть меня особо и не устраивает. Надо было на пары к твоему деду ходить. Может, хоть трояк поставил бы…

— И между нами ничего не поменяется? — боязливо спрашиваю я, пока трусь мокрым носом о щеку Максима, а его пальцы перебирают мои пряди волос.

— Ну-у-у… — лукаво тянет он, а потом вызывающе шепчет мне на ухо. — До призыва тебе придется усердно отрабатывать…

За что получает мой недосмех-недовсхлип и легкий удар в каменное плечо.

— Фу, пошляк.

— Ну извините, там целый год мне в помощь будет или правая, или левая ру…

— Да, Макс! — цокаю на него я. Отлипаю и поглядываю с укором. Ясно. У кого, что наболело. — Может, дедушка вообще завтра возьмет и всем раздаст автоматы.

— Ага, — жуликовато улыбается Ольховский, закатывая глаза, — и кирзовые сапоги в придачу.

Вижу, как Макс всячески пытается перевести все в шутку. Убрать любой угол и напряжение между нами. И я верю ему, что делает это искренне. В его взгляде нет упрека или недовольства. В его взгляде всполохи тоски. Не разочарования, а именно тоски и растерянности.

Правильно ли я поступила? Я не знаю…

Глава 30

Хожу поперек коридора от стены к окну, как маятник. Нет бы сесть на подоконник и просто выжидать момента икс, но я не могу справиться с волнением. Оно такое сильное, что, кроме внутреннего тремора, я ничего не ощущаю. Ну и чувства вины, конечно.

Ведь это не я сейчас сижу там, за дверью кабинета, и жду «неуда» от своего дедушки.

Сегодня день этой чертовой пересдачи.

Я приехала в университет раньше, чем начинаются мои пары. Спать преспокойно дома, пока Макс здесь — физически невозможно.

Тем более спать и знать, что отчасти — это и моя вина.

Этот груз на душе настолько ощутим, что ночью я так и не сомкнула глаз. То плакала, то просто бессмысленно смотрела в одну точку.

А как только дед уехал в университет, я схватила первую попавшуюся футболку, джинсы и быстрее электровеника слиняла туда следом. Теперь слоняюсь по коридору в мучительном ожидании.