Мой шейх (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame"
Сквозь туман вижу знакомое лицо перепуганной и заплаканной девушки. Бывшая рабыня, для которой моя роза пустыни потребовала свободу.
— Амина! Укутайте ее пледом и остановите вылет. Она полетит с Газаль…
Любой ценой хочу остановить вылет своей возлюбленной. Пока она рядом, я живу. Я существую.
Минуты быстротечны. Вертолет взмывает в воздух, оглушив напоследок рокотом винта. Закрываю глаза. Мне кажется, что мои ладони, сжимающие бутон каменной розы, в этот момент разжимаются, и она падает к ногам, расколовшись на осколки.
Боль, горечь, ярость, злость на себя — не остановил, не велел везти в дворец, где уже закрою свой ценный клад за семью замками и не отпущу. Все. Я принял правильное решение ценой собственной агонии.
Только один человек смотрит на меня с пониманием, но без злорадства и торжества. Его не смогли поставить на колени даже под дулами автоматов, Саид замер в позе почтения, преклонив одно колено и не обращая внимания на удары прикладами. Он давно не боится боли, оттого и смотрит на меня в упор, не меняя выражения лица.
Я должен убить его первым. Но я дал обещание шейхе Аль Махаби.
— Встань, — машу рукой конвою.
Саид безоружен. Встает на ноги, держа связанные ладони перед собой. На его лице полное смирение и тень чего-то, похожего на мою теперешнюю агонию.
— Перед тем, как отправить тебя к праотцам, я хочу знать правду.
Улыбка на суровом лице кажется чуждой и неуместной. И так точно отражающей мое состояние, что становится жутко.
— Я не шел против тебя, мой шейх. Мы оба ранены шипами самых ярких пустынных цветов.
— Ты втоптал мое имя в грязь! Ты использовал наши с тобой едва ли не родственные связи, чтобы похитить жену Аль Махаби! Ты едва не развязал войну эмиратов!
— Все, что я делал, делал ради тебя, мой мальчик. Когда дозор сообщил мне о том, что эмир с отрядом солдат движется в поселение, я потерял контроль над своими людьми. Они желали легкой добычи и я не смог их остановить. Хотя бы попытаться. Шейха оказалась там неожиданно для нас обоих. Ты никогда не знал, сколько лет я уже бессмысленно грезил ею до этого момента…
— И у тебя снесло крышу, Ассасин! Ты увез ее и велел убить эмира!
— Клянусь, нет, Кемаль. Мои люди должны были всего лишь задержать его отряд в той деревушке, чтобы я смог увезти шейху. Но они поступили по-своему. Если на то будет твоя воля, перед своей смертью я расправлюсь с каждым из них…
— К счастью для тебя, их нашли, допросили и расстреляли. Но ты совершил ошибку. Ты похитил жену эмира!
— Наверное, я поддался чужому примеру. Но куда в меньшей степени, чем зову сердца.
Смотрю на исчезающие вдалеке огни в небе. Горло сжимает болезненной удавкой.
— Она просила не убивать тебя. И я благодарен, что ты не причинил ей вреда.
«В отличие от меня». Эти слова так и не успевают слететь с моих губ.
— Ты понимаешь, что я не могу этого так оставить, Ассасин. Говори свое последнее слово. Я должен решить, как с тобой поступить.
— Смерть, — услужливо подсказывает мне Саид. — Не проявляй мягкость и не ищи оправдания моим поступкам. Я восстал против твоей власти ради прекрасных глаз жены эмира. И я не вижу смысла жить далее. Потому что она никогда не станет моей. Ты куда больший счастливец в сердечных делах, ведь ты обрел взаимную любовь. Твоя боль разлуки такая малость по сравнению с тем, что ты держишь в руках самое ценное сокровище. И рано или поздно ваши пути сойдутся. Но наши с Аблькисс — никогда.
Он всегда умел находить нужные слова. И боль разбитого сердца начала медленно, но верно отступать и гаснуть.
— Поединок, Ассасин. На мечах. Только ты и я.
Саид качает головой.
— Я не стану с тобой драться, Кемаль.
— Станешь. Ты же не хочешь слыть трусом?
— Это не трусость. Я просто дам тебе себя убить, не предприняв попытки защититься. Не ищи способа сохранить мне жизнь вопреки законам чести.
— Рукопашный бой. Прямо сейчас, один на один. Без оружия.
— Шейх? — подаёт голос командир отряда. — Шейх, рисковать жизнью и устраивать бой…
— Молчать! — повышаю голос. — Расступились все! Кто вмешается, жестоко об этом пожалеет!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Глава 22
Ярость и боль потери сделали меня отчаянным и безумным. Только я этого не понимаю. Мне кажется, что голова холодна, разум ясен, и только игра со смертью сейчас не даст окончательно свихнуться.
Огни геликоптера растворились в темноте ночи. А у меня только что вырвали сердце.
Разминаю пальцы рук, шею и предплечья. Ярость топит в адском приливе, словно волна бьётся о неприступные скалы. Все вокруг — пленные амазонки во главе с Мадиной, армия и сам Саид смотрят на меня с изумлением.
Здесь больше нет титулов и субординации. Нет шейха и его свиты. Есть только один, самый древний способ решить неразрешимый конфликт, и может, хоть ненадолго погасить пламя, что грозит сжечь меня дотла.
Ассасину позволяют встать и раздеться по пояс, то же самое делаю и я. Предстоит одолеть в рукопашном бою своего наставника. Вижу проблеск злорадства в глазах названной сестры, прежде чем ее заставляют опустить глаза ударом приклада в плечо. Ее ставки в этом поединке — не на меня. Зная, что я не оставлю ее в живых, она надеется на Саида. Зря. В случае победы жизнь будет дарована только ему.
Нас берут в кольцо. Реши Ассасин воспользоваться ножом — его изрешетят пулями на месте. Но я слишком хорошо его знаю. Поединок будет честным. Пора понять, чему я научился и вырвать победу даже ценой смерти того, кто всегда был хранителем семьи Аль Мактум.
Нападаю первым, бью, сморгнув багровую пелену перед глазами. Саид уворачивается от моего кулака, присев и попытавшись сделать подсечку ногой. Самый первый урок, который я хорошо усвоил. Резкий последующий удар проходит по касательной, снова не причинив Ассасину вреда.
— Дерись! — меня кроет вспышками адреналина, заглушающего душевную боль. — Бой!
В его сосредоточенных глазах легкая ирония. Удар, от которого уйдет даже дилетант. Бью с ноги, почти задев противника, но он ловко становится на мостик, чтобы снова вскочить и занять оборонительную позицию.
Это не бой. Ассасин позволит себя забить, не причинив мне вреда. Оберег нашего клана останется верным себе до последнего вздоха. Я могу вызвать его на поединок, но заставить драться на смерть — нет.
И от ярости у меня уходит рассудок. Забыв о правилах (хотя никаких правил такие кулачные бои не предусматривают), иду в атаку, нанося удары один за другим и уже не замечая, пропускает он их или же снова уходит. Только горят костяшки от прямых попаданий, а с плеч как будто разом падают не камни, а целое небо. Словно Атлант решил бросить непосильную ношу.
Бьет ли меня Ассасин в ответ, я не понимаю — не чувствую. Я не почувствую даже огнестрельное ранение. В ушах гул, перед глазами алая пелена. Но даже это все в комплексе не в силах затмить, вырвать прочь из памяти задумчивое лицо Газаль, ее сверкающие гневом и страстью глубокие карие глаза.
Она как будто здесь. Наблюдает за мной. Я продолжаю бить, то ли пустоту, то ли приговоренного мною Саида, не осознавая, что вместе с этим ищу ее в окружающей нас толпе.
Она рядом, словно тень, стоит за моей спиной, направляет мои руки и уводит от ответных ударов. Даже если их и нет. Я не замечаю.
Шум в голове на миг отступает, как и кровавая пелена. Я слышу крики бойцов. Но не подбадривающие — они что, просят меня остановиться? Удар приходится в песок.
Так и не понял, как я оказался на коленях, на земле, над поверженным Ассасином. Его губы разбиты в кровь, но, поймав мой осмысленный взгляд, Саид едва заметно кивает, словно подбадривая. Он не бьет в ответ, хотя в нем куда больше сил, чем во мне. Дает мне ценный шанс снять с себя ответственность за приведение приговора в исполнение под прикрытием вроде как равноправного поединка.
Из горла рвется крик. Снисхождение и сумасшествие — эти две ипостаси моего наставника снова приводят в бесконтрольную ярость. Сжимаю ладони на его шее, до боли в фалангах и предплечьях, до тех пор, пока алая пелена вновь не гаснет, уступая место глазам моей Газаль.