Одержимость мажора - Мила Реброва
Ребенок. Офигеть просто! О самом нем я как-то не думал, меня больше волновало состояние моей Губастой.
– Извини, но этого в меню нет. Поедем в тот вегетарианский ресторанчик, что тебе так понравился в прошлый раз. Кстати, ты в курсе, что месяц почти закончился? – решил я поддразнить ее. – Только вот, боюсь, мои мучения были напрасными…
– Ты явно нарываешься на то, чтобы я всё тебе там откусила! – зло рычит она, смотря на меня исподлобья.
– Так-то ты хочешь отплатить мне за доброту? – хмыкаю, то ли шутя, то ли говоря серьезно. На самом деле у моих слов есть глубокая подоплека, которую никак не выходит оформить в слова. Ведь любые из них Губастая воспринимает в штыки и переворачивает на свое усмотрение.
– А ты добрый, Халид? – продолжает бурчать себе под нос с несчастным видом, входя в ресторан. С таким, словно она хочет оказаться в любом другом месте, только не здесь. Не со мной. Будто я ее заставил быть тут, а она мечтает сбежать куда подальше. Начинаю заводиться. Сколько можно выставлять меня тираном?
– Ника, – вздыхаю, а она дергается, расширив глаза, ведь я редко зову ее по имени. – Выскажи свои претензии, если хочешь. Давай поговорим. Мы записаны к врачу на три часа, еще есть время.
– Вот! – передергивает она плечами. – О том и речь. Ты записал меня к врачу. Ты! Но не спросил, хочу ли я туда идти.
– Я забочусь о тебе, и тебе реально надо к врачу, – шумно дышу, ярясь от ее взрывной реакции. – А ты используешь любую мелочь, чтобы прицепиться. Я настолько тебя раздражаю?
«Я тебя ненавижу!» – разносятся в моей голове ее слова, но я успокаиваю себя тем, что она говорила не всерьез. Не может она меня ненавидеть.
– Меня раздражает то, как ты управляешь моей жизнью! – размахивает руками, объясняя свою позицию. – Тебя слишком много в ней. Я сама хочу решать за себя.
– Мы поженимся, Ника, – цежу слова, чтобы уяснила лучше, – привыкай к этой мысли. Хватит беситься. Что ты хочешь решать?
– Хочу решать, что делать с ребенком и своей жизнью! Жениться мне или нет! И так по твоей вине я залетела! Гинеколог, блин! Начитался он статей, – шмыгает носом. – Не сработала хваленая таблетка.
– Не будь ребенком, всё уже случилось, я тоже не ожидал, что ты так быстро забеременеешь, но почему-то не истерю.
– Значит, я истерю, да?! Истерю? – снова взрывается она, вскакивая с места и хватая сумку. – Знаешь, у меня пропал аппетит!
Глава 21
Ника
Истерю? Он считает, что у меня просто обычная бабская истерика? Считает, что я не могу страдать из-за того, что моя жизнь кончена? Я не представляю, что такое брак с мусульманином! Меня никто не спросил, хочу ли я выходить замуж за Мирзоева. Всё, о чем я думала, это брат. Спасла его, пожертвовав своим телом и вместе с тем душой.
И стоило мне задуматься о себе, о своем будущем, за долгие годы вдохнуть немного свободы, как Халид начинает тащить меня в брак. Он даже не спрашивает, что нужно мне, чего хочу я. Да он и сам не хочет жениться, просто выполняет указание отца.
Что за жизнь у нас будет? Он собирался жениться на другой, девушке своего круга, но вмешалась моя беременность. Так вот для меня это не основание жениться! Не будь этой беременности, Мирзоев бы держал меня в качестве своей подстилки, приходя время от времени в квартиру. Я считаю, что достойна большего. Не заслужила подобного отношения!
Вылетаю из ресторанчика, размазываю слезы по щекам, меня душит боль, ярость волнами штурмует тело, но пробегаю я немного. Кто ж меня отпустит? Оборачиваюсь к своему мучителю, надвигающемуся на меня с явно недобрыми намерениями.
– Ника, вернись! Ты должна поесть. И успокоиться. Беременным нельзя так нервничать.
– Не говори мне, что я должна делать! Оставь меня в покое! Я не хочу, чтобы ты женился на мне и заботился, – срываюсь я на плач. Не могу признаться себе, что дело вовсе не в его религии или в том, что мне в корне придется поменять свою жизнь.
Дело в боли, что он мне причиняет. Осознание того, что он выбрал меня лишь из-за беременности. Из-за отца… Это убивает меня. Я не хочу так! Я хочу, чтобы Мирзоев хотел меня ради меня самой, черт возьми! А он не хочет, и это больно…
– А я буду! И не надейся от меня избавиться, слышишь? – крепко обнимает он меня руками, отчего я лишь отчаяннее всхлипываю и прячу лицо у нее на плече. Я словно прошу защиты у него от него же самого.
Мне хочется спросить: «Почему ты меня не любишь?», но гордость и чувство собственного достоинства словно сковывают мне уста. Не могу я так унизиться перед ним.
– Всё будет хорошо, вот увидишь. Не плачь, пожалуйста…
* * *
– Какие будут правила? – спрашиваю его я, когда мы, закончив с больницей, едем на квартиру. Я сижу на стуле, подобрав под себя ноги и наблюдая за тем, как Халид наливает мне чай. Что ни говори, а приятно, когда за тобой так ухаживают.
– Правила? – ставит он передо мной чашку.
– Ну да, – пожимаю я плечами. – У ваших женщин же должны быть какие-то правила. Как одеваться, вести себя.
– Я рад, что ты сама об этом заговорила. Завтра съездим в ТЦ и подберем тебе новый гардероб. На месте и объясню тебе, что к чему… Хотя лучше, наверное, попросить Мадину или Риду.
– А обязательно делать это сейчас? – недовольно спрашиваю я.
– У папы скоро юбилей, и ты должна быть на нем в соответствующей одежде. Никаких брюк, юбок выше колен и открытых рук. Хотя ты и так не особо открыто одеваешься, – окидывает он взглядом мою широкую серую футболку и синие джинсы.
– Открытых рук – это ты про топы на лямках? – хмурюсь я.
– Да, – кивает он. – Платок носить не прошу, но я не хочу, чтобы моя жена одевалась так, как нам не положено, тем самым вызывая ненужные разговоры.
– Хорошо, – киваю я, слишком уставшая, чтобы спорить. Делаю глоток чая и откусываю клубнику в шоколаде, которую Халид для меня заказал.
– Я тут подумал… – начал он, но замолчал и перевел взгляд на мои губы.
– Что? Я испачкалась? – облизнула я губы и, видя, как тут же зажглись его глаза, попыталась отвлечь: – Что ты подумал? –
