Искушение для ректора - Яна Соболь
Его поцелуи стали безумным, его руки — жадными. Я снова попыталась схватить его за пояс, и на этот раз он позволил. Я сняла с него брюки и расстегнула пуговицы на рубашке. Он сам сбросил ее с плеч. А затем дошла очередь до боксеров.
Его член натягивал ткань, выдавая нешуточное желание.
Он ухмыльнулся, оттягивая их и стаскивая с бедер. Когда боксеры упали на пол, его член подпрыгнул, целясь в меня. Примерно как я себе и представляла.
Шереметьев посадил меня на край стола и зарылся лицом между ногами.
Соски затвердели, дыхание сбилось, я вся покрылась мурашками. Надеялась только, что он, любитель сладкого, все же доведет дело до конца.
Я потянулась к нему, обвивая руками шею. Он поднял меня и положил на мягкий ковер на полу. Осторожно раздвинул мои ноги, погладил бедра. Головка его члена пульсировала рядом с моим входом. Он смотрел на меня, а я смотрела на него. Мы оба замерли, тяжело дыша, завороженные этим моментом.
— Продолжай смотреть на меня, Катя.
Я быстро отвела взгляд, чтобы увидеть, что меня ждет. Это наверное самый длинный и толстый член, который будет в моей жизни. Как он вообще поместится внутрь?
— Ты точно влезешь? — не сдержалась я.
— Ты точно хочешь этого?
Он качнулся, упираясь свои членом в мою мокрую, набухшую плоть.
— Игорь, — я выгнула спину. — Я хочу только тебя.
Он жадно поцеловал меня в губы, наполняя рот своим хриплым обещанием.
— Ты получишь меня полностью, Снежинка.
Шереметьев посмотрел мне в глаза и прижал головку члена к моему девственному входу.
Одно мгновение и он толкнулся бедрами.
Его рот открылся в беззвучном вздохе, когда я застонала и скорчилась от его вторжения.
Я перестала быть девственным цветочком. Но сейчас меня занимало другое. Как после этой боли можно испытать наслаждение? Разве такое возможно?!
Он толкался сантиметр за сантиметром, его тело дрожало надо мной, а глаза неотрывно смотрели в мои.
Невыносимое жжение перерастало в томительное давление. Я шевельнулась, раздвигая ноги шире, чтобы приспособиться к нему.
— Какой ты большой! — слова вырвались из горла, хриплые и колючие. — Возьми меня до конца!
Он так и сделал. Вошел на всю длину, осторожно вышел и снова погрузился. Медленно и уверенно Игорь приучал мое тело вбирать его член.
Шереметьев говорил, что у него не было секса девять лет, но он сдерживался, подавляя желание врезаться в меня, как зверь.
Он сосредоточился исключительно на моих реакциях, больше ничего для него не существовало. Я знала, чего это ему стоило.
Его мускулы превратились в камни, дыхание стало тяжелым. Дрожь сотрясала все его крупное тело.
Я чувствовала его в своей утробе. Чувствовала его в сердце. Чувствовала в каждом уголке души. Он заполнял собой всю меня.
А боль только добавляла ощущений.
Потом я почувствовала совсем другое. Что-то изменилось. Внутренние мышцы расслабились, напряжение и боль растворились в нарастающем и закручивающемся удовольствии.
Я обвила его ногами и притянула ближе к себе, чтобы он вошел еще глубже.
— Боже! — простонала я, впиваясь ногтями ему в спину.
Он смотрел мне в лицо, выверяя каждый удар, на что уходили все его силы.
— Больно?
— Нет. Очень хорошо. Еще, пожалуйста.
Его челюсть сжалась, глаза загорелись ненасытной страстью.
Мускулы работали неустанно, раскачивая его тело в пьянящем ритме. Он был создан для секса, без всяких сомнений.
Мой ректор умел трахаться.
Он двигался как заведенный, абсолютно ничего не меняя между нами. Я знала, что он бы мог показать мне гораздо больше, но для первого раза берег меня и мои чувства. Я и так была потрясена сверх меры!
Если бы я знала, что секс с ним так чудесен, соблазнила бы его раньше.
Я пыталась двигаться в ответ, прижимаясь бедрами на каждый его выпад, задерживая и отпуская, ловила его притягательный взгляд между жадными поцелуями. Кожа стала скользкой от пота.
Но мне безумно нравилось, что мы оба подходим к чему-то большему. Вместе.
— Не торопись. Помедленнее, — прошептал он.
Шереметьев много раз предупреждал меня, что он не образец порядочного поведения, что от него надо держаться подальше. Может быть так и было с другими женщинами, но со мной он был другим.
Я сосредоточилась на трении его тела с моим, на твердой длине его члена, трущегося о мой клитор, на его крепкой заднице, до которой я добралась руками и теперь наслаждалась сокращающимися мышцами под ладонями.
Боже мой, его задница была достойна отдельных эпитетов! Все, за чем подглядывали девчонки на его тренировках, ни шло ни в какое сравнение с тем, что сейчас испытывала я, оглаживая его твердые ягодицы руками. А роящиеся фантазии о его виде сверху пагубно влияли на мою порядочность.
Его шепот только подливаал масла в огонь.
— Возьми его, — хрипел он соблазнительно мрачным голосом. — Посмотрела бы ты на себя. Сводишь меня с ума…
Я не могла представить, как выгляжу. Как распутная девчонка с раскинутыми ногами, с подпрыгивающими сиськами от его толчков, с глазами, сияющими от обожания и любви.
— Ты моя, Катя. Никто больше не тронет тебя. Никто, кроме меня, — его толчки становились все сильнее и сильнее, яростно акцентируя каждое произнесенное им слово. — Ты моя. Моя. Ничья больше.
— Да.
Сейчас я готова была согласиться на все, только бы он дал мне разрядку. Еще никогда желание не скручивалось так сильно в моем теле. Я хотела орать!
Неважно за кого я выйду замуж, сейчас я принадлежу только Шереметьеву Игорю Александровичу.
Он взял меня, разделяя каждую каплю страсти в моем теле собой, удерживая мой взгляд, целуя в губы, сжимая горло и вбиваясь в меня.
После его признания, наши тела соединились, слились на другом уровне, превосходящем любые ожидания от секса.
Каждый толчок казался выражением чего-то большего. Секс перерастал в связь, в потребность, в невозможность существовать друг без друга.
Я чувствовала, как мой мир расширяется, и там, где всегда было только одиночество, теперь зародилось счастье от наполненности им.
Игорь нашел мою руку и переплел наши пальцы. Поцеловал меня, посмотрел прямо в глаза и зарычал:
— Сейчас.
Мне хватило одного его слова, чтобы взлететь. Я застонала и воспарила вместе с ним, а потом падала в его объятиях.
Для него.
Он резко остановился в самой глубине, запрокинул голову и выкрикнул мое имя.
Когда он кончил, мышцы
