Простые слова (СИ) - Гордеева Алиса

— Ты о чём, Марьяночка?

— Не прикидывайся! Ты прекрасно знал, что Ветров стоял под окном, когда просил тебя поцеловать.

— И?

— Ты даже не отрицаешь? Господи, какой же ты противный, Антон!

— А ты что так в Ветрова-то вцепилась? Заступаешься, переживаешь? Уж не влюбилась ли ты в нашего оборванца? — звуки вечеринки становятся тише, зато ржание Булатова раскатами грома отдаётся в трубке. — Думаешь, нужна ему? — И снова смех. — Ага, держи карман шире! Вон он напротив сидит с банкой колы в руке, и совершенно непохоже, что переживает. Наоборот, Смирнову тискает и лясы точит, не забывая, кстати, свою скромницу совсем нескромно целовать. А ты, дура, убиваешься! Меня из-за него подставила перед отцом.

— Ветров там? — как ни стараюсь, дрожь в голосе скрыть не получается: мой самый страшный кошмар только что обрёл реальные очертания.

— Ну да, вся команда тут, — мычит Булатов как так и надо.

— Он же не хотел идти!

— Дать ему трубку? — спрашивает, не моргнув глазом. — Или, может, Смирновой? Погоди, Марьяна, сейчас позову. Зла…

— Не надо, — ору сорванным голосом, задыхаясь от слёз. Как там Ветров говорил: я была его маяком? Лжец! Негодяй! Как же быстро он нашёл для себя новый источник света.

— Я просто хочу, чтоб ты наконец сняла розовые очки, — продолжает давить Тоха. — Ветров не ангел! Он — покалеченный жизнью беспризорник, хватающийся за любую возможность вылезти из грязи в люди. Ты упорхнула — он пытает счастье со Смирновой.

— Неправда! Я не верю!

— Так приезжай и посмотри. Адрес знаешь!

Булатов сбрасывает вызов, оставляя меня наедине со своими сомнениями и разорванными в клочья чувствами. Знаю, как никто другой, что верить этому уроду нельзя ни на каплю, но больная ревность берёт верх. Вдобавок и стрелка часов лениво указывает, что игра давно уже закончилась, а в комнате за стенкой всё так же темно и пусто.

Второпях собираюсь и вызываю такси. Пока жду автомобиль, борюсь с неимоверной дрожью и желанием остаться дома, но успокаиваю себя, что только взгляну в лживые глаза Ветрова и сразу вернусь.

Чёрный «Ниссан» равнодушно тормозит возле шикарного коттеджа на окраине города. Осин, как и Булатов, живет на широкую ногу: летом здесь, а с началом учебного года в шикарной квартире в центре. Громкая музыка, яркие огни, толпы подвыпивших подростков — здесь не знают слова «нельзя».

Обнимаю себя за плечи и робко ступаю по аккуратной брусчатке к эпицентру веселья. Тут и там замечаю незнакомые лица и бесстыдно целующиеся парочки. Жадно высматриваю Ветрова, но пока не нахожу.

— Марьяна! — расплывается в поддатой улыбке Симонов. И без того не красавец, сейчас он и вовсе напоминает Квазимодо. — Пришла, значит. Ну-ну!

Каким-то липким, до отвращения разнузданным взглядом он проходится по моим обтягивающим джинсам, забранным в высокий хвост волосам и замирает, алчно разглядывая широкий вырез на моей блузке.

— Симонов, иди, куда шёл! — внезапно нарисовавшийся возле нас Булатов тоже замечает неладное.

Небрежным толчком Тоха отодвигает Митю в сторону и по привычке прижимает меня к себе. Я не брыкаюсь. В этом осином гнезде в объятиях Булатова куда безопаснее, чем одной, да и перед Ветровым выглядеть ревнивой дурой неохота.

— Где они? — бормочу взволнованно и смотрю на довольную физиономию Антона.

— Ща найдём!

В отличие от своего шакала, Булатов приятно пахнет и абсолютно трезв. Придерживая меня за талию, он проталкивается сквозь толпу гостей в самую гущу событий и останавливается возле дивана, на котором восседает Осин и компания, но Ветрова среди них нет. Кручу головой, пытаюсь разглядеть его и Злату, но тщетно. Зато меня друзья Булатова рассматривают как диковинную зверушку и мерзко лыбятся.

— Расслабься, — перекрикивая дебильное техно, брызжет слюной Булатов. — На выпей пока, а я разузнаю, куда Ветер делся.

Тоха суёт мне в руки стакан с колой и уходит. Скольжу по запотевшему от ледяного напитка стеклу пальцами и продолжаю осматриваться.

— А Ветер не промах, — гогочет Булатов, минут через пять вернувшись ко мне. — Да и Смирнова, оказывается, не пай-девочка.

— Что? — дурацкий стакан дрожит в руках.

— Что-что! Они у Владика комнату выпросили на втором этаже и уединились.

— Нет, — шепчу пересохшими губами и залпом выпиваю содержимое стакана. — Я тебе не верю!

— Хочешь, поднимемся и посмотрим? — хмурит брови в задумчивости Булатов, но тут же расслабляется. — Нет! Поступим иначе. Мы с тобой просто дождёмся, когда они спустятся. Идёт?

— Ладно, — безвольно соглашаюсь, ощущая, как голова начинает идти кру́гом.

Булатов по-свойски закидывает мне на плечо руку и, согнав с дивана пацана из 10 «Б», помогает сесть, а сам пристраивается рядом. То ли от громкой музыки и гула чужих голосов, то ли от спёртого воздуха, пропитанного кислым запахом пива, спайса и смеси туалетных вод голова начинает трещать по швам. Лёгкая тошнота сменяется белёсыми пятнами перед глазами, а предметы и лица вокруг начинают кружиться и сливаться воедино. Но я продолжаю упорно смотреть на прокля́тую лестницу и ждать Ветрова, но ни через пять минут, ни через десять так его и не вижу.

— Ты меня обманул, Булатов! Нет там никого!

— Не веришь? — сквозь туман доносится голос Тохи, а перед глазами отпечатывается его гнусная ухмылка. — Пошли! Покажу голубков!

Булатов подхватывает меня под локоть и поднимает, а я ничего не чувствую, совершенно не ориентируюсь в пространстве. Я вроде и в сознании, но реальность до жути искажена. Цепляюсь за руку своего бывшего парня, как за соломинку, и даже не замечаю, что сама иду к лестнице. Ступени тают под ногами, а мир вокруг сужается до бессмысленных картинок. Не понимаю, где верх, а где низ, что хорошо, а что плохо.

— А вот и наши голубки, — ртутью по венам разливается ехидный голос Тохи. — Смотри, Марьяна! Смотри! А то потом опять скажешь, что я лжец!

Потерянно озираясь вокруг себя, пытаюсь сконцентрироваться на происходящем, но всё впустую, пока вдалеке не замечаю Ветрова, а рядом с ним Смирнову. Злата что-то шепчет на ухо Саве. Тот кивает и что-то бормочет в ответ, а потом на мгновение сталкивается взглядом со мной. Вот она боль невыносимая, ничем не прикрытая! Булатов не обманул: они здесь! Они вместе! Кусаю губы, крепче перехватываю руку Тохи и, отвернувшись от Ветрова, прошу:

— Отвези меня домой, — не уверена, что получается, но я пытаюсь улыбнуться, чтобы спрятать от Савы свою слабость и боль.

— Ага, — кивает Булатов и, крепче обняв, продолжает куда-то вести.

Глава 20. Ты опоздал

Савелий.

Больше всего я ненавижу зубную боль. Даже слабая она способна свести с ума любого. Монотонная, неуёмная, пробирающая до костей — помимо неприятных ощущений с некоторых пор она вселяет в меня ещё и страх. С детства привыкший к современным технологиям и лучшим клиникам города, я с ужасом вспоминаю свой первый визит к стоматологу в детском доме и его небрежное: «Немаленький, потерпишь!». В памяти навсегда отпечаталось, как до содранных в кровь пальцев цеплялся за кресло, как едва не терял сознание от пронзающей челюсть боли, как проклинал сладкое и обещал себе чистить зубы по десять раз на дню, но молчал. Ни разу не пискнул, не пустил слезу.

Стоя сейчас на пороге роскошного дома Осина и глядя в равнодушные глаза Наны, я ощущаю себя в кресле того самого бездушного дантиста, когда до искр из глаз больно, а подать вид — стыдно. Не тупой, понимаю, что выбор Наны — Антон, что я проиграл. Зря приехал. Хотел уберечь, но вижу, в моей помощи Свиридова не нуждается.

— Сава, ты куда? — робко касается моего плеча Смирнова, когда, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пытаюсь уйти. — Мы же только пришли.

— Зря волновались, — киваю в сторону лестницы на второй этаж. — У Свиридовой всё хорошо!

— Погоди! — Злата всматривается в спину подруги, в обнимку с Булатовым поднимающуюся в хозяйскую спальню. — Они же расстались. Марьяна сама сказала.