Сильная. Желанная. Ничья - Елена Левашова
— Поздравляю, друзья, у нас есть зацепка. — Заговорщицки отвечает Синельников и кладет предмет в пакет для улик. — Остается выяснить, куда подевалась Василиса. Минутку! — Андрей Борисович тянется за взорвавшимся мелодией телефоном. — Да, Ваня, слушаю! Записываю. — Он выуживает из кармана блокнот, что-то записывает и отбивает вызов.
— Ну, Андрей Борисович! — в один голос произносим мы с Вацлавом.
— Здание, в котором мы сейчас находимся, оформлено, как производственная база. БДСМ — клуб «Приманка» оно только на этой визитке. Неудивительно, ведь это подпольный клуб. Данных о нем мы не нашли нигде — ни сайта, ни адреса.
— Значит, визитки раздавали «своим» людям. Кто владелец? — нетерпеливо произносит Вац.
— Некий Артем Стальной.
— А это еще кто? — пожимаю плечами.
— Не знаем. Когда-то жил в городе, а сейчас зарегистрирован в Москве, судимостей не имеет, штрафов и налоговых задолженностей тоже. Добропорядочный человек.
— Значит, подставное лицо того же Германа Хлыщева. Или Олега Нестерова, — резюмирует Вацлав. — Ну что, всё посмотрели? Поехали.
— Пока да, — задумчиво протягивает Синельников. — Становится всё запутаннее. Но Тамиле совершенно точно придется писать заявление и требовать включить ее в программу по защите свидетелей.
Глава 39
Тамила
Жизнь становится удивительно спокойной. Меня любят, ценят, мной дорожат и восхищаются, но это обманчивое спокойствие пугает меня не меньше, чем страдания прошлого. Внутри рождается чувствительный маячок, остро реагирующий на малейшее изменение в окружающем мире. Порой я кожей чувствую на себе чужие взгляды. Они прожигают дыру между лопаток, пробуждая тысячи беспокойных мурашек. Слышу шорохи и шумы там, где их не должно быть. И вижу то, на что другой человек не обратит внимание. Затишье перед бурей, обманчивый покой, мнимое счастье… Похоже, меня хотят свести с ума те, чьи планы я нарушила.
По настоянию Синельникова я пишу заявление в полицию. Об увиденном в подпольном клубе рассказываю бесстрастно и обстоятельно, не упуская из вида малейшие детали. Собственных выводов не делаю, говорю четко и кратко, отвечаю строго на поставленные вопросы — в общем, следую инструкции Андрея Борисовича. Следователь Иван Филонов со скрипом, но разрешает Синельникову присутствовать на беседе по сбору показаний. Мое описание девушки соответствует внешности пропавшей без вести Василисы Симоновой. А когда я говорю о «медикаментозном лечении», назначенном Зориным, из папки Синельникова появляется судебно-криминалистическая экспертиза препаратов.
Правда, по словам Филонова, это «так себе улика». Свидетелей, видевших, как доктор передавал мне пилюли, нет, как и других доказательств, указывающих на злостные намерения врача в отношении меня. А пилюли… Я и сама могла их себе подбросить, чтобы очернить доктора. Вот оно — официальное следствие — собственной персоной! Впрочем, Синельников предупреждал об этом. Главное — нам удается толкнуть ржавые шестеренки бюрократической махины. Из папки «висяков» достают дело об исчезновении Василисы, а еще… постановление суда о розыске беглого Олега Нестерова. Оказывается, его не искали.
Мне хочется возмутиться и рассказать Филонову о преследователях на черном джипе, Германе Хлыщёве и подброшенных визитках, но, заметив опустошенный взгляд Синельникова, я прикусываю язык. Неудивительно, что он отказался от службы в официальных надзорных органах, а выбрал частную практику!
— До свидания, Андрей Борисович. Тамила Аркадьевна, мы свяжемся с вами, — Иван Филонов вежливо выпроваживает нас из кабинета.
Неизвестно, будут ли они что-то предпринимать? Станут ли искать Василису, опираясь на мои показания? Мы сделали все, что могли…
Погруженная в свои мысли, я прощаюсь с Андреем Борисовичем и бреду к припаркованной в сквере машине. Холодный ветер взвивает полы осеннего пальто и играет моими кудрями. Поднимаю воротник и зябко ежусь. Совсем скоро зима — Новый год, большая пушистая ель, подарки и море счастья… Долгие вечера и ароматная выпечка, катание на коньках и тазики с оливье. Господи, почему же мне так неспокойно? Тревожно, странно, одиноко… Оказывается, я совсем не знаю жизни… Не умею видеть в темноте и слышать в тишине… Не могу безошибочно чувствовать опасность и без оглядки доверять.
Нина Алексеевна встречает меня с улыбкой. Ухоженная, стильная, уверенная в себе — она обладает удивительной способностью располагать с полуслова. Наверное, поэтому наши сеансы когнитивно-поведенческой терапии такие эффективные. Я исцеляюсь. Плачу, жалею себя, рассыпаюсь в прах и снова возрождаюсь. Мне больно выпускать наружу грязные, как воспаленный нарыв, воспоминания, но без этого не видеть свободы… А я хочу быть счастливой и сильной ради тех, кого люблю.
— Тамилочка, я решила, что сегодня мы проведем третий сеанс гипноза. Ты не против? Как чувствуешь себя? — Добровольская усаживается напротив меня и улыбается.
— Нет, не против. — Улыбаюсь в ответ и торопливо расстегиваю пальто.
Нина Алексеевна зажигает ароматные свечи и включает музыку.
— Расслабьтесь, Тамила. Откиньтесь на спинку кресла, погладьте подушечками пальцев прохладный бархат, вытяните ноги. Закройте глаза.
Черт, как же завораживающе звучит ее голос! Впору уснуть, а не настроиться на воспоминания. Нина Алексеевна просит меня разуться и снять шарф. Я послушно выполняю просьбу и возвращаюсь на машине времени моей памяти в прошлое…
— Куда вы сворачиваете на перекрестке? — произносит она.
— Я еду прямо. Подпольный клуб находится за зелеными воротами. Снаружи дом выглядит, как загородный ресторан или дом отдыха. Участок ухоженный, дорожки сделаны из рваного камня. Там еще есть собака… Адрес я вспомнила, это промзона на Южном обходе.
— Отлично. Какой собака породы?
— Дворняга. Крупная, черная. Она рвется с цепи, но я тороплюсь войти в дверь.
— Это парадный вход?
— Нет, вход запасной. Торец здания. Прохожу коридор, иду на звуки мужских голосов. Вижу Олега и Зорина. Там еще один человек — он почти не говорит, шепчет что-то, но я не могу разобрать. Бьет Олега и Зорина по лицу и приказывает все здесь убрать.
— Что вы делаете потом, Тамила?
— Я потихоньку выхожу, но дверь скрипит, привлекая внимание. Олег идет следом за мной, молит о прощении, касается меня, гладит по голове, плачет…
— Тами, почувствуйте его касания. Как он вас трогает и что говорит?
Я вижу! Его испуганные, потухшие глаза, обжигающие прикосновения. Олег сжимает мои предплечья и сверлит взглядом. От него исходит неприятный жар —
