Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна

— Что слышала. У меня глаза не на заднице. Я вижу, каким вернулся мой сын, и только могу предполагать, как она с ним обращалась. Что он ничерта не умеет. Из того, что должен уметь ребенок его возраста. Но ты добренькая, и ее жалеешь.

— Ты почти не виделся со своим сыном с тех пор, как вернулся, — бормочу я, — откуда бы тебе заметить такое…

— Не гони, Рита. Пока ты шаталась по магазинам, сбегала и попадала в неприятности, а потом зализывала раны в своей комнате, я был с ним.

Я удивленно смотрю на Амира, но он молча закрывает снова глаза, давая понять, что разговор закончен.

Вот почему Тимур перестал его бояться. Черт. Я-то считала, что он сбросил ребенка на нянек, а сам даже не приближался к нему.

-- Ты не поможешь Мирославе? — я предпринимаю еще одну попытку завести разговор, но Амир морщится.

-- Нет. Она получит за дело. Хватит о ней.

Спустя несколько минут мы подъезжаем в аэропорт, и я растерянно смотрю на руку Амира, когда мы выходим из машины. Он заметно бережет ее. Старается ею ничего не делать, значит, даже этому зверюге сейчас очень больно.

— В аэропорту будут задавать вопросы, — произношу я, а он снова морщится.

— Блин, Рита, иди уже, а?

— Да пожалуйста, — вырывается у меня. Больше я не произношу ни слова, вплоть до момента, когда мы начинаем подниматься по трапу в самолет. Амира, все-таки, пропустили. Правда, в этот раз все сдали оружие при входе в самолет.

— У вас есть аптечка? — спрашиваю я стюардессу, которая настороженно в этот момент рассматривает руку Амира. Она растерянно переводит на меня взгляд и кивает.

— Конечно, аптечка у нас в наличии. Если вашему спутнику нужна первая помощь — я могу оказать ее.

Мой взгляд сам по себе скользит по шикарной фигуре девушки, которую обтягивает форма, по светлым, ухоженным волосам и лицу, как у модели из 70-х. Легкий макияж только сильнее подчеркивает его красоту.

— Нет, — вырывается у меня, — я сама. У меня медицинское образование.

— Я сейчас тогда принесу вам аптечку, — кивает она и уходит, а я остаюсь растерянно думать “Рита, что это было?”.

В самом деле, то чувство, которое неприятно кольнуло меня, когда я представила, что эта кинодива будет что-то там делать с Амиром — это была ревность? Бред какой-то. Наверное, просто Амир настолько отвратительно общается со мной, что мне хочется почувствовать хоть немного власти над ним. И давать эту возможность другим я не собираюсь.

Успокоив себя, я забираю у стюардессы аптечку и прохожу дальше в салон. Амир сидит на диване, в такой же позе, как и в машине — с закрытыми глазами.

Я ставлю аптечку рядом, открываю ее и произношу:

— Я такие ранения видела всего лишь пару раз на практике, но постараюсь хоть что-то сделать. Сними футболку.

На его лице появляется едва заметная улыбка.

— После тебя, Рита. Снимай эту мерзкую тряпку к чертям.

Ох. Я озадаченно хмурюсь. Если Амир пытается шутить — ему действительно плохо.

— Амир, — произношу я твердо, — сейчас кровь засохнет и придется отдирать футболку от раны. Это будет неприятно.

— Она уже засохла, — отвечает он, но приподнимается, заводит руки за голову и снимает с себя футболку. На меня накатывает секундная дурнота, когда я слышу неприятный звук — ткань отдирается от кожи. Это, как минимум, действительно больно, но Амир даже не поморщился.

Он откидывается обратно на спинку.

— Давай. Лечи меня, Рита.

— Будет больно, — предупреждаю я, перебирая инструменты в аптечке. Конечно, обработать огнестрельное ранение по всем правилам я не смогу. Во-первых, у меня не хватает практики. Может быть, в иной ситуации я бы все сделала подручными инструментами, но не когда нам лететь всего лишь несколько часов до России, где Амира отвезут в больницу.

Я надеваю перчатки, заметив, что руки заметно подрагивают, и стараюсь дышать глубже. Мне не нужна паника. Мне нужно успокоиться и сделать свое дело. Промокаю бинты антисептиком и поворачиваюсь к Амиру, начиная быстро обрабатывать рану. Судя по алому цвету — артерии не задеты, однако, он все равно потерял достаточно крови.

Я меняю бинты, и неожиданно ловлю взгляд Амира. Он задумчиво смотрит мне прямо в декольте. Моя рука на автомате тянется к лямкам платья и подтягивает их повыше. Несомненно, Мирослава отдала мне весьма откровенную шмотку, но вот так нагло рассматривать…мы сейчас тут вдвоем, и кажется, что после этого воздух вокруг становится просто напряженно-горячим.

— Амир, — произношу я нервно, — не мог бы ты поднять взгляд выше?

— Нет, — слышу я спокойное, — это хорошо отвлекает.

У меня вырывается смешок.

— Прости, моя грудь отвлекает?

— Да, — он едва приподнимает уголок губ в ответ. Иронично. Будто бы ничего такого и не случилось.

Я молча поворачиваюсь к аптечке, беру оттуда таблетки, распаковываю пару штук. Потом беру руку Амира и вкладываю ему в ладонь два кругляшка. Он опускает взгляд вниз.

— И что это? — интересуется он.

— Это отвлечет тебя получше от неприятных ощущений. Обезболивающее, — поясняю я, продолжая снова уделять внимание ране, — и не надо так смотреть. Я не виновата в том, что твоя жена отдала мне такое платье.

— Тебя смущает мое внимание?

— Да, — признаюсь я, — ты слишком откровенно рассматриваешь.

— Ты слишком откровенно наклоняешься перед мной, Рита. Ты вроде сама отослала стюардессу, и высказала желание помочь мне, или я что-то не расслышал в вашей беседе?

Я краснею. Кровь приливает к щекам так внезапно, что мне кажется, будто они вспыхивают красным, как раскаленный метал. Черт, он, все-таки, услышал тот разговор.

— Я сомневаюсь в ее квалификации, — отмазываюсь я и слышу смешок.

— Брось. Они умеют оказывать первую помощь. Эта бы точно старалась.

Почему-то Амир говорит вполне обычные вещи, но я слышу в его словах двойной смысл. Возможно, из-за его интонации, с которой он говорит. Моя бровь сама по себе изгибается в ответ на эту реплику, а когда я смотрю на него, то вижу, что Амир смеется надо мной.

— Не прикалывайся надо мной, или сделаю больно, Амир. Нельзя издеваться над двумя категориями людей: которые готовят тебе еду, и которые лечат тебя. Не знал? — я заканчиваю с раной, и перебинтовываю ему руку. На перемотку его бицепса уходит просто дочерта бинтов. Мандраж уходит, потому что я отлично справилась, и взгляд впервые срывается с раны на обнаженный торс мужчины. Я мысленно констатирую, что он однозначно занимается спортом. На его рельефе можно белье стирать.

Не знаю уж, чего не хватало Мирославе. До этого дня я считала, что она сбежала из-за тирании Амира. Но человек, который жил под гнетом морального насилия, вряд ли скажет “у тебя был непростой характер, и еще я не нагулялась”. Он скажет “ты монстр. Я вздохнула полной грудью, освободившись от тебя и поняла, какими должны быть здоровые отношения”.

Хотя, возможно, я еще многое не знаю.

— Амир, — неожиданно вырывается у меня, когда я думаю о его жене, — кем я буду, оставшись у тебя? Мне так и придется жить с документами Мирославы?

Этот вопрос мне дается нелегко. Страшно услышать ответ. Я пересекаюсь с Амиром взглядом, медленно выпрямляюсь и комкаю в руках окровавленную салфетку. Сжимаю ее настолько сильно, что она с легкостью рвется.

Несмотря на то, что вряд ли мое положение изменится от документов, ответ для меня многое будет значить. Кем я буду для остального мира? Исчезнет ли Рита, и придется ли мне до конца жизни остаться другим человеком? Амиру будет легче оставить меня, представляя своей женой. Но не мне.

Поэтому я с замиранием сердца жду ответа.

— Посмотрим еще, — коротко отвечает Амир спустя долгую минуту тишины. Он встает с дивана, а я, сжав челюсти, отшвыриваю салфетку на столик. Что он посмотрит-то? Опять его ответ только оставляет чувство неопределенности и тревоги.

— Рекомендую тебе находиться в покое, — резко произношу я и закидываю все обратно в аптечку, — лучше лечь и отдохнуть, чтобы не терять еще больше крови.