Я - осень, а ты май (СИ) - Бельская Анастасия
Мы идем за Марусей, которая на кухне уже пытается вскрыть самостоятельно мороженое, и Настя быстро берет дело в свои руки. Пока я раскладываю продукты, она достает три пиалы, куда кладет всем по порции лакомства, и щедро поливает шоколадным топингом. Не люблю сладкое, но с каким-то радостным ожиданием иду за девчонками на диван — чтобы устроиться с мороженным и мультиком, и полностью расслабиться.
Вскоре мне под бок переползает Маруся, устраиваясь головой на животе, а на мои вытянутые ноги закидывают чужие в шерстяных носках. Я, словно большая подушка для двух соскучившихся девчонок, но именно сейчас и в этой позе до конца осознаю — как же чертовски я счастлив!
— Уснула? — спрашивает шепотом Настена, когда после мультика начинают идти титры, а Малышарик не подает голоса.
— Угу. Сейчас уложу…
Я поднимаю на руки совсем невесомого ребенка, отмечая, как быстро она приходит в норму. Вроде всего месяц после творившегося кошмара, а Маруся уже плохо помнит, что вообще было.
Только спит, бывает, плохо. И просыпается от плача и страха, но и с этим мы справимся.
Уложив Машу в кроватку, я поднимаюсь в спальню, где меня уже ждет Настя. В одной лишь рубашке, свернувшись в середине постели, и глядя на меня темными глазками на бледном худом лице.
Я с болью в груди напоминаю себе перенести свой отпуск на пораньше, чтобы свозить куда-нибудь девчонок и лично откормить Настю. Как бы она не храбрилась, рассказывая, что уже все позади — я вижу ее усталость, а еще ночные дрожания и всхлипы, от которых помогает лишь мое пение.
Раздевшись, я укладываюсь рядом, сгребая Настю к себе, и ощущая ледяные ступни вокруг своих ног. Ворчу, заворачивая ее ноги в одеяло, и стискивая совсем крохотную женщину покрепче.
— Где твои носки, ну? Чего разделась…
— Я похожа в них на бабульку.
— Да? Тогда у меня проблемы — потому что у меня член встает на бабулек…
Она смеется, утыкается холодным носом в мою шею — и счастливо дышит, словно нашла тут свое идеальное местечко. Возится под боком, будто пытается касаться меня сразу всем телом, но не получается — а потому просто перелазит, укладываясь на мою грудь верхом.
— И зачем ты купил такую огромную кровать?
— Чтобы делать вот так…
Я напрягаюсь, и одним рывком перекатываюсь, подминая Настю под себя. Сразу опираюсь на локти, осторожно контролируя вес вдоль ее тела, но, кажется, она так не хочет — потому что прижимает меня покрепче, стараясь стать еще ближе.
— Малыш, раздавлю.
— Пофигу. Я с тобой в домике. Теплом и безопасном. Закрой глаза и уши.
На последнюю просьбу я удивленно приподнимаю брови, и смотрю на улыбающуюся хитрую девушку.
— Зачем?
— Буду тебе в любви признаваться. Знаю, что у тебя на мои нежности аллергия, но не могу сдержаться… Так что, давай, забаррикадируйся, и дай мне выплеснуть это.
Ох.
Я с нежностью прохожусь взглядом по ее чуть покрасневшим щекам, и тихо целую в нос, нарочно избегая губы. Очень хочу ее — но чуть-чуть попозже, потому что не все сказано…
А моей девочке ну жуть как надо все знать на словах!
— Давай, выплескивай. Я жду.
Не собираюсь закрывать ничего, а потому Настя набирает полные легкие воздуха, и с каким-то отчаяньем и разрывающей грустью частит мне горячим шепотом:
— Ты лучший на свете мужчина. Я так… Так рада, что мы с тобой тогда начали общаться. И еще что несмотря на разность, у нас куча точек соприкосновения… И вот это твое ворчание, не знаю, как жила без него раньше. Я знаю тебя не то, чтобы много… Но как будто всю жизнь. Ты понимаешь?
— Более чем.
Настена улыбается, словно мои два скупых слова — это больше того, на что она даже рассчитывала. Я что, так редко балую ее своими словами? Кажется, я каждый день повторяю, какая она охуенная…
— А еще я хочу быть с тобой как можно дольше. В идеале — всегда. Узнавать, спорить, ругаться, мириться, пить вместе чай и кофе, ныть на погоду, и с каждым днем становиться все ближе.
— Команда по разъебу Вселенной?
— Именно! — хохочет Настя, и тут же становится серьезной, — я люблю тебя, Максим. Уже очень сильно давно…
— Давно?
Я знаю, что это — не тот ответ, на который она рассчитывала. Но мне вдруг показалось это очень важным, и стало дико нужно узнать… Словно я что-то нащупал, нечто тонкое, едва уловимое, но решающее между нами вообще все…
— Давно…
— Не скажешь?
— Ты не поверишь и будешь смеяться…
— Ну а ты попробуй.
Настя вздыхает, опускает взгляд, но тут же смело поднимает его снова. Умница, девочка — уж меня-то стыдиться тебе не нужно. Потому что, кажется, ты понимаешь за нас двоих больше, чем я сам порой за себя.
— Когда ты впервые вошел на кухню.
Я перебираю в голове, о чем речь, и думаю, что на ее кухню мы вошли вместе. Может, речь о моем доме, когда они болтали с матерью, и я их прервал? Или о рабочей столовой…
— Все мимо, мужчина. Кухня на съемной картире в Екатеринбурге. Ты вошел туда, сказал что-то про чистоту, а дальше… Я обернулась и пропала.
Что?
Наверно, впервые в жизни у меня пропал дар речи. Даже съязвить не могу — просто смотрю на смущенно улыбающуюся Настю, и не могу до конца поверить сказанному.
— В нашу… В нашу первую встречу?
— Ну да. Черт, так и знала, что не поверишь. Я и сама не верила, что так можно… Но если отмотать время и понять, что я чувствовала к тебе тогда и сейчас… То да, это любовь с первого взгляда. Просто смелости признаться себе в этом тогда не хватило.
Смелости не хватило.
Возможно, это не только про нее, а?
Я хмуро гляжу прямо перед собой, видя лицо женщины, а на деле разглядывая весь мир. Свой собственный, в центре которого та, что убедила меня в своей силе. В том, что биться и грызться нужно с теми, кого ты не боишься обидеть, а свою слабость надо доверять, и вручать в руки самым близким.
Она однажды вручила ее мне.
А я по идиотству не оценил и не справился.
Но мне, кажется, выдали какое-то дохрена огромное количество шансов, и я теперь слишком хорошо вижу все, что ускользало от меня ранее. Она самая противоречивая малышка из всех, но как будто специально под такого, как я. И мне понадобилось куда больше времени, чтобы самому понять это, изменить свои убеждения, перевернуть собственный мир, и…
Признаться, наконец, самому себе в очевидном.
— Выходи за меня.
Настя смешно охает, вытягиваясь подо мной, и смотрит так, словно вообще не верит своим глазам, и ушам в том числе.
— Чего?
Это не совсем нормально — на признание в любви спрашивать «Давно?», а на просьбу выйти замуж отвечать «Чего?».
Но когда мы с ней были про нормальные среднестатистические отношения в романах? Мы тут — про жизнь вообще-то, а кому не нравится, пусть смело валят нахер из нашего мира.
— Выходи. За. Меня. — Терпеливо повторяю я, наблюдая, как яркие алые пятна расползаются по ее лицу.
— Ты так шутишь что ли? — пугливо интересуется Настена, и возится подо мной, словно хочет спрятаться от моего пронизывающего взгляда.
— Никогда в жизни еще не был так серьезен. Так я дождусь ответа?
— Что… Максим, ты же ненавидишь брак! Мы обсуждали это, помнишь? Ты сам рассказывал, что это все — тупая хрень, и не имеет ничего общего с настоящими отношениями…
— Прекрасно помню, что и когда говорил тебе. И более того — не отказываюсь от своих слов, хотя за время нашего знакомства перевернул кучу своих правил с ног на голову. Но дело не в этом. Когда мы обсуждали брак, то рассматривали его с точки зрения выгоды для двух партнеров. Я сказал тебе тогда, что заключенное на бумаге посторонней тетей однофамильство никак не сыграет на том, есть любовь или нет. Брак — тупая хрень, придуманная для удобства, и двое людей могут прожить сколько угодно вместе и без каких-либо штампов в паспорте.
— И… Зачем тогда…
— Во-первых, я тебе и тогда сказал, что могу представить себя в браке. У меня нет страха или табу перед женитьбой. А во-вторых… Нам с тобой так будет удобнее.
