Джойс Данвилл - Хозяйка Эдамленда
– Смывайся быстрее, пока я не спустил тебя со второго пролета, – крикнул Барк вслед Гранту.
Тот заторопился.
Несколько мгновений мужчина и девушка провожали его взглядами, затем Барк повернулся к Элис.
– Причешитесь и подкрасьте губы, – приказал он, – вы всех задерживаете.
– Я…
– Мне не до шуток, Элис, я не настроен, чтобы развлекаться, вы видите, в каком я сейчас состоянии.
– Да, – согласилась Элис.
Он проводил ее до спальни, смотрел, как она причесалась трясущимися руками и слегка подкрасила губы.
– Между прочим, спасибо за то, что вы закрыли дверь, – сказал он небрежно, – это решило все дело. Я был застигнут врасплох.
– Я тоже была застигнута врасплох, – сказала она зло.
Барк остановил ее.
– Оставим все разговоры на потом. Сейчас нас ждут там, в туннеле.
Они стали спускаться вниз в вагончике, проезжая неподвижные, задрапированные балансиры и полуприцепы, находящиеся в туннеле. Элис бросила взгляд на выступ, за которым она спряталась, чтобы вернуться к баракам, затем отвернулась.
Когда мужчины увидели ее, то приветствовали девушку громким криком. Они расступились, и Элис прошла к тому месту, где стоял ее отец.
– Тебя долго не было, Элис, – сказал он с упреком. – Ты задерживаешь начало праздника.
В этот момент произошел небольшой взрыв, и ноздреватая стена рассыпалась на кусочки.
Профессор прошел вперед и вглядывался с большим интересом сквозь пыль, которая медленно оседала, он ждал, когда рассеется дым. Профессор выждал целую минуту и затем улыбнулся. Зажглись лампочки, и зловещий темный провал превратился в яркую подземную дорогу, которая, казалось, протянулась в вечность.
Гордый, отец повернулся к Элис и вручил ей ножницы.
– Разрежь ленточку, моя дорогая.
Глава двадцатая
Профессор умер той же ночью. Он умирал, не беспокоясь ни о чем. Ученый имел ученика, который сможет закончить начатое им дело: он был готов к смерти.
Барк Уолш был с ним до конца. Он предвидел это и пришел в комнату мистера Эннана.
– Мы сделали это сегодня, Барк, – профессор Эннан слабо улыбнулся. – Это было практически невозможно, что ты скажешь?
– Но мы сделали это, сэр.
– Да, и я несказанно этому рад, – сказал профессор, тяжело дыша, – а теперь очень устал.
Барк Уолш видел, как угасали его глаза, и знал, что осталось недолго до конца.
– Может быть, позвать Элис, профессор Эннан? – спросил Барк настойчиво.
– Пусть спит.
– Но, сэр…
– Я старый трус, Барк. Не хочу видеть ее слезы, тебе придется все это взять на себя. Я помню, какой она была сегодня красивой, как картинка. Ты ведь тоже так думаешь, дорогой друг, не так ли?
– Да.
– Я знал это, – старик закивал удовлетворенно. – Ты позаботишься о ней, Барк?
– Да, – сказал он. – Я обещаю это.
Последовало долгое спокойное молчание. Затем профессор вдруг сказал с невыразимым удовольствием:
– Почему, Маргарет? – и отошел в лучший мир.
Это было так просто. Старый человек увидел женщину, которую он не видел так долго и так хотел увидеть, и, наконец, увидел и умер, держа свою жену за руку.
Некоторое время Барк продолжал сидеть и смотрел в лицо человека, которого он полюбил, как родного отца. Он думал о его блестящем, тонком уме, который всегда поражал Барка глубиной знаний и предельной скрупулезностью.
Затем он сказал нежно:
– Мне будет вас очень недоставать.
Он привел все в порядок, затем вышел на веранду, стоял там и смотрел на ночные горы. «Луна была белой и чистой, как камея, звезды яркие, как всегда бывает высоко в горах», – подумал Барк. Он задержался на какое-то мгновение, наслаждаясь великолепием высокогорья. Затем вернулся в комнату. Ему надо было сделать то, что он решил. Завтра здесь будет полно народу, а сейчас тихо. Он скажет Элис сейчас же.
Она свернулась калачиком, как маленький коала, на своей раскладушке. Какой молодой, какой трогательно молодой была она сейчас. Какое-то мгновение Барк сомневался, правильно ли он делает, приняв это решение. Может быть, оставить ее в неведении еще на какое-то время, не причинять ей боль?
Нет, это необходимо было сделать.
Он нежно дотронулся до нее, и Элис сразу открыла глаза. Это был не сон, а какая-то тяжелая греза о чем-то… Грант говорил об отце сегодня утром. Что он говорил?
– С ним все кончено… все знают об этом.
Увидев глаза Барка, Элис поняла, о чем он пришел сказать ей. Девушка вспомнила тот вечер, когда застала Барка в комнате профессора, который ворчал что-то о кулинарных способностях Альфреда. Так должно было быть всегда.
– Нет, нет! – В ее голосе было столько страдания…
– Да, Элис, – сказал Барк.
Он говорил с ней, пытаясь объяснить, почему профессор скрывал от дочери свою болезнь. Он говорил спокойно и долго, убедительно и нежно, а Элис все это время неподвижно сидела на постели. Он ожидал всего, чего угодно, только не этой окаменелости.
Он ожидал несдержанности, негодования, замешательства, бурных рыданий, но не ожидал, что она сделается камнем.
– О, Элис, – сказал он, наконец, беспомощно.
– Уходите, пожалуйста.
– Элис…
– Пожалуйста, Барк, – сказала она с мольбой.
И Барк ушел.
На следующий день они похоронили профессора в горах, которые он так любил.
Элис казалось странным, что все годы, которые она прожила здесь, столько близких ей людей умерли за последние несколько месяцев. Один молодой человек, два старика. Кенни, затем Бен, а теперь отец.
Она вернулась к баракам, по-прежнему не проронив ни слезинки. Профессора нельзя теперь нигде найти, с грустью ощущала она, его больше нет. Ощущение ужасного одиночества вдруг охватило ее. «Отец, – думалось ей, – был так далеко, что она не могла коснуться его даже воображением».
Элис спустилась к ручью, неся в себе свое горе. Уолш наблюдал за ней. Она не была ребенком, как Барк думал о ней. Ребенок не смог бы оставаться таким стойким. Затем он подумал, что ей надо выплакаться, дать выход горю. Это было просто необходимо. Он пошел за ней.
Девушка сбивала лед палкой по краю ручья, как это обычно делала. Она повернулась, услышав его шаги.
– Почему, Барк, – спросила она горестно, – почему все остальные знали?
– Этому были две причины. Профессор был трусом, как он сам выразился. Он хотел, чтобы ты всегда смеялась.
– И какая же другая причина?
– Ты была ребенком.
– Но я не ребенок!
– Теперь я это знаю, – Барк сделал паузу, – но я хочу, чтобы ты сейчас опять стала ребенком, я хочу, чтобы ты плакала.
Вдруг, ощутив свою скрытую беспомощность, он обнял ее.
– Поплачь немного, – настаивал Барк, – выплачь свое горе.
