Наталия Экономцева - Мастер иллюзий
– Ну здравствуй, Козаков. Узнаешь меня? – спросил голос.
И тут Козаков остановился как вкопанный, а я едва не наступила ему на пятки. Но все же годы медитаций не прошли бесследно, и в следующую секунду мистик снова двинулся вперед, а я услышала его ответ.
– Конечно, душа моя, – вкрадчиво произнес Козаков, как будто целый зал почитателей уже собрался у его ног.
Однако в кресле перед нами, положив ногу на ногу, сидела всего одна женщина – молодая и очень красивая. Светлые волосы сбегали по ее плечам пенной волной.
– А вы, наверное, Анжелика? – спросила она, взглянув на меня. «Бывает же такое», – ясно читалось в ее глазах.
Но я не обратила на ее сочувственный взгляд ни малейшего внимания, потому что в тот самый миг непостижимая бесконечность раскрылась и для меня.
В кресле перед нами сидела «кажется Кира». «Она любит кино, – говорил мне мистик, – или ее работа как-то связана с кино…»
Если бы только мужчины, рожденные привлекать, умели прислушиваться к тому, что говорят им женщины непосредственно перед сексом, многое в этом мире стало бы значительно проще.
«Кажется Кира» сидела в кресле и покачивала левой ногой. А мистик молча стоял прямо перед ней. Нет ничего нового в этом мире под солнцем, и я прекрасно понимала, что происходило тогда у него на душе. Чаши весов где-то наверху застыли в равновесии, и мистику предстояло решать: как быть дальше? Возможно, ему и правда было многое известно о жизни и смерти, и поэтому он сомневался совсем недолго. Он плавно шагнул вперед, а чаша весов, на которой написано: «Черт с ней, пусть будет, как она хочет», медленно двинулась вниз.
Козаков подошел к Карине и сел рядом с ней на ручку кресла.
– Я недавно посмотрел твое кино, – лениво произнес он. – С большим удовольствием посмотрел. Надеюсь, то, которое мы снимем вместе на этот раз, будет не хуже. – А потом поднял глаза на меня. – Вы свободны, Анжелика. Я справлюсь без вас.
Не было ни малейшего смысла возражать, и я вышла вон. Я оделась, попрощалась с секретаршей, которая в отсутствие Козакова оказалась не такой уж и вежливой, и спустилась по лестнице вниз.
От офиса «кажется Киры» до моего дома было рукой подать, и я пошла пешком. На улице мела метель, и казалось, что снег заметал мои следы, как только я успевала поднять ногу, и благодаря этому дорога у меня за спиной оставалась белой и нетронутой.
Может ли быть такое, что женщины так же стремительно исчезали из воспоминаний Козакова? Пусть среди них не было Шакти, но ему наверняка попадались те, что были достойны его памяти? И что же он делал с этими женщинами, если красавица и хозяйка кинокомпании рискнула своим добрым именем, прислав в издательство изумрудно-зеленый диск с записью эротического фильма?
У меня не было ответа ни на один из этих вопросов.
Мой телефон зазвонил только вечером.
– Анжелика, что с ним случилось? Его мобильный выключен с самого утра, – тихо сказала Лия.
И хотя уродство дает мне возможность говорить именно то, что я думаю, у меня не хватило духу сказать ей правду.
– Я думаю, он пишет, Лия, – как можно мягче соврала я. – Не волнуйтесь. Утром я была с ним на встрече в кинокомпании, и все прошло отлично.
– Значит, будет кино?!
– Конечно же будет.
– Я так рада, Анжелика! Я хочу спросить у вас еще одну очень странную вещь. Можно?
– Спрашивайте.
– У меня отросли волосы… Как вы считаете, я больше ему нравлюсь с волосами или без?
– Лия, – сказала я, и только благодаря десяти годам профессиональной практики мой голос не дрогнул, – я думаю, его симпатии совсем не зависят от длины ваших волос.
– Да? Вы уверены? Тогда я еще подумаю, – прошептала она.
Я повесила трубку и легла в постель, но заплаканное лицо Лии так и стояло у меня перед глазами. Она была всего лишь ребенок, а в этой истории и правда было замешано слишком многое.
Пока она размышляла о длине волос, знаменитый мистик сделал свой выбор, и старая кастрюля с супом была выброшена за ненадобностью, а новую уже поставили на огонь. Вот только не сварят ли в ней самого Козакова? Я почти ничего не знала о «кажется Кире», но чутье мне подсказывало, что такая, как она, вполне может сварить его с потрохами.
Впрочем, у меня было достаточно здравого смысла, чтобы понимать: вся эта история не имела лично ко мне никакого отношения. Она протекала мимо, как и все другие истории, которые случались до или после. В сущности, в этом мире под солнцем нет и не может быть ничего нового.
А значит, я могла спать спокойно. Я ждала, что Лия позвонит мне еще не раз, но этого не случилось. Она была ребенком, и как все дети, знала очень многое из того, что неведомо взрослым.
Козаков занимался исключительно подготовкой съемок в компании «кажется Киры», а его ясноглазая возлюбленная исчезла, как будто ее и не существовало вовсе. И откровенно говоря, мне совсем не хотелось думать о том, что с ней случилось.
Пресс-конференция по случаю начала съемок состоялась за несколько дней до нового года.
На улице трещали морозы, и окна покрылись сеткой замысловатых зимних узоров. Небольшой зал кинокомпании был забит до отказа, но все-таки в нем было холодно.
Впрочем, знаменитому мистику это – как с гуся вода. Не обращая внимания на температуру за окном и на чистоту пола в здании, Козаков босиком прошел через весь зал и как ни в чем не бывало уселся на один из двух стульев, приготовленных на сцене. Руки он положил перед собой на стол – ладонями вверх. Рядом с ним, на втором стуле сидела «кажется Кира», но он даже не взглянул в ее сторону.
Ее платье стоило дороже, чем одежда всех журналистов, которые собрались в зале, можете мне поверить. Ее белокурые волосы сбегали по спине пенной волной. В этом ярко-красном платье, рядом с мистиком она была сказочно хороша.
Она взяла в руки микрофон, чтоб поприветствовать публику, но Козаков положил ей руку на плечо и что-то тихо сказал. Она опустила микрофон, а мистик заговорил сам.
– Я рад, что вы захотели провести этот час со мной, – не здороваясь, сказал он.
Зал для пресс-конференций был оборудован так же безупречно, как и все остальное в офисе кинокомпании. Качественная техника не искажала звуков, а потому голос Козакова был глубоким и бархатным, он вил коконы, он хранил от непогоды и каждому из пришедших обещал именно то, чего ему больше всего хотелось.
В сущности, журналисты мало чем отличались от последователей кармических теорий: когда мистик заговорил, в зале сделалось так тихо, как будто присутствующие перестали дышать.