Эмма По - Китайский цветок
В — Да не собираюсь я перед тобой оправдываться! Тоже мне. Раскомандовалась! Деду не до этих мелочей. Небось рад до смерти, что в живых остался! Кстати! У меня не очень приятная информация, и я вынужден тебя огорчить.
Я — Ты о чем?
В — Вчера я получил результаты анализа крови на СПИД, и они положительные.
Я — Как? Что ты хочешь сказать?
В — Хочу сказать, что тебе, как бы, тоже надо провериться.
Я — И ты так спокойно об этом говоришь?
В — А что теперь делать? Ложиться и ждать, когда околеешь? К тому же есть вероятность, что они там в лаборатории все напутали.
Я — Это они тебе сказали?
В — Да. У них в тот день что-то там произошло… В общем, они сами предложили, чтобы я еще раз кровь сдал.
Я — Ну?! Ты сдал?
В — Нет еще. Когда мне было кровь сдавать? Других дел было полно. Пойду завтра. Но ты имей ввиду…
6.03.
Звонила ему утром. Спросила, когда пойдет в лабораторию сдать кровь. Сказал, что сегодня обязательно пойдет. Вечером выяснилось, что в лаборатории он так и не был. Обещал завтра. Сука.
* * *Днем приходил следователь. Знает, что недавно погибла моя сестра, но с дедом никак это не связывает. Спрашивает, кого из московских знакомых дед упоминал во время наших разговоров, правда ли, что Валерка мой жених и машину купил на деньги деда… Попросил не отчаиваться и уверил, что все будет хорошо.
Только он ушел, приехала мама. Сели ужинать. Не обошлось, конечно, без Валерки. Разговор за столом, ясное дело, крутился вокруг происшествия. Мама жалела Валерку в связи с ужасной невезухой с тачками. Он, казалось, слушал ее вполуха. Был весь в своих мыслях и с отрешенным видом уставился в окно. Вдруг по щеке покатилась слеза. Я обомлела. Мать руку к сердцу приложила — так ей стало его жалко. А Валерка даже не сразу сам понял, что плачет. Когда понял, утерся рукавом «моего» свитера, наспех с нами попрощался и ушел.
Мы с мамой немножко о нем посплетничали. Я выслушала перемешанные со слезинками соображения о его ранимой душе и врожденном чувстве ответственности. Мои сомнения по этому поводу мама категорически отмела.
Как и обещала, отдала ей тысячу долларов.
Настроение слезливое. Думала, как бы тоже не разреветься. Вдруг потянуло на воспоминания.
Я — Помнишь, когда нам с сестрой лет по семь-восемь было, мы часто просили тебя рассказать, «как мы маленькими были»?
М — Конечно, помню. Нас с отцом это всегда ужасно умиляло.
Я — Расскажи мне сейчас что-нибудь.
М — Знаешь, я сегодня утром как раз вспоминала… Вот буду завтра у Ивана Антоновича, не забыть бы ему рассказать!.. Ну, ты помнишь, мы на лето дачу снимали в деревне. Посажу вас, бывало, в прогулочную коляску двухместную, чтоб вы не хныкали, будто ножки устали, и отправляемся мы и за парным молоком на другой конец деревни, и купаться на речку, и отца встречать вечером на шоссе. Ты помнишь?
Я — Конечно. Деревня Александровка. Хорошо там было…
М — Однажды Зоя бегала босиком по двору и сильно порезала стеклом каким-то пяточку. Я ее в коляске тогда возила дня три — ей наступать на ножку было больно. Все это время она у нас больной считалась, капризничала немножко, но главное — ты, Дашенька, очень трогательно за ней ухаживала. Даже сладости какие-то, которые всегда строго раскладывались на две равные кучки, от себя отрывала… Потащила я вас тогда в коляске в деревенский магазинчик. Я его просто обожала! Часто туда наведывалась. Там все продавалось вперемешку — кастрюльки, кофточки, садовый инвентарь, верхняя одежда, обувь… Ну, вас с собой брать не стала — оставила у входа. Раненую Зайку пришлось бы на руках таскать, а она уже весила килограммов под двадцать! Наверное, я застряла в этом магазинчике и вместо пяти минут, как намеревалась, пробыла там дольше. Вдруг вижу, вбегают две девушки — хохочут и насквозь мокрые. Спрашиваю их с испугом, там что, дождь? А они отвечают — ливень! Ой… Я в ужасе вылетаю из магазина и вижу такую картину: дождь хлещет, как из ведра, на пятачке торговом, где дачникам витамины с грядок продают — ни души… кроме вас. Зоенька сидит одна в коляске и грызет яблоко, а ты, Дашенька, промокшая до нитки, стоишь у нее за спиной и на вытянутых ручках держишь над ее головой свою курточку…
Слушать мамин рассказ я больше не могла. Расплакалась так горько, что мама даже растерялась. Я очень хорошо помню тот день. Помню, как Дашка растянула надо мной свою куртку, а вечером, когда папа приехал домой, они с матерью умилялись до потери пульса. Очень хорошо помню, какое острое чувство обиды и зависти я тогда пережила.
… Лишь поздно вечером я осталась одна, и меня вдруг как ударило — Валерка-то меня обманул! Видимо, сегодня в лаборатории подтвердили положительный результат — поэтому у него слезы. Позвонила ему, несмотря на ночное время, разбудила и умоляла сказать мне правду. Он уверяет, что в лаборатории не был, а заплакал — сам не знает почему. Говорит, тоска грызет.
Хорошенький прожит денек! Все пустили слезу, но я и здесь была впереди паровоза. А сна между тем ни в одном глазу… Вообще с моей тыквой что-то творится. Не могу объяснить новые ощущения! Они появляются словно на грани бодрствования и сна и, надо сказать, ужасно изматывают.
7.03.
Сегодня воскресенье. Валерка сказал, что лаборатория не работает. Завтра — тоже красный день календаря. Придется ждать до вторника.
9.03.
О результате анализа можно будет узнать в среду.
10.03.
Позвонила Валерке в семь утра. Разбудила. Велела немедленно подниматься и ехать в лабораторию.
В одиннадцать он пришел ко мне и с мрачным видом направился на кухню.
В — Есть холодный тоник?
Я — Да.
В — Налей!
Я — Что тебе сказали?
В — Где?
Я — Хватит паясничать!
В — Ты почему на меня орешь?!
Я — Валер, какой результат?
В — Ты поняла, что на меня нельзя орать?
Я — Ты хочешь, чтобы я разревелась?
В — А мне, как бы, по барабану…
Я — Пожалуйста, скажи мне, какой результат анализа!
В — Вот так! Вежливо и без командирского тона. Ясно?
Я — Да.
В — И так должно быть всегда. Понятно?
Я — Да.
В — Скажи, что тебе понятно?
Я — Вежливо и без командирского тона. Так должно быть всегда.
В — Не только должно, но и будет.
Я — Да… Умоляю тебя. Скажи мне…
В — Ну, вот это уже годится. А то тебя занесло, голуба, и ты стала думать, что самая умная и самая главная, как бы. Хорошо я тебя проучил?
Я — В каком смысле?
В — Придумал я все.
Я — Зачем?
В — Затем! Чтобы на место тебя поставить!
Я — И ничего не было? Кровь не сдавал, положительный результат не получал, повторный анализ не делали?
В — Нет. Ничего этого не было. Я тебя обманул. Хотелось по носу дать. По-моему, получилось. А? Как считаешь?
Я — Я считаю, что ты недоумок.
В — Иван Антонович с Катериной Ивановной сегодня придут?
Я — Придут. Дед просил, чтобы ты был.
В — Тогда до вечера, миллионерша хренова!
За прошедшие несколько недель я почти привыкла к постоянному чувству тревоги — оно стало фоном, на котором проходила моя новая жизнь. Но в последние дни, измученная настырной бессонницей, тревога заметалась во мне словно затравленная гиена. Так отчаянно заметалась, что напрочь вышибла из башки все мысли, кроме одной, — Валеркин, а значит, и мой СПИД.
Сейчас о вранье этого придурка нужно забыть и сосредоточиться на реальной опасности, которой повеяло от деда.
Я начала об этом думать, и вдруг до меня дошло, что во мне уже какое-то время живет абсолютно новое ощущение, а я только сегодня по-настоящему отдала себе в этом отчет. Сначала до чертиков испугалась. Но куда денешься-то? Это же твое родное ощущение и хочешь не хочешь приходится таскать его с собой. Даже в том случае, если есть серьезные подозрения, а не поселились ли в твоем колпаке тараканы…
Но дело в том…
В общем, я точно знаю — не поселились. Потому что, оказывается, у моего колпака нет от меня секретов. Все, что в нем происходит, — я прекрасно вижу.
Ой, мамочка!
Мой мозг, мой орган мыслительного процесса стал для меня таким же зримым, как руки-ноги. Никогда раньше не взбредало в голову представлять, как выглядят мои мозги. Теперь я точно знаю, что они голубого цвета, прозрачные, с редкими красными прожилками. Очень красивые! Такие красивые, что мне постоянно хочется ими любоваться. Они сложно и прекрасно уложены в моей черепушке, и красное очень эффектно смотрится на голубом. Я так отчетливо это вижу, будто их фонариком кто освещает. Потрясающе красиво! Это одно из самых моих любимых цветовых сочетаний. Еще мне нравится красное на желтом. На оранжевом — вообще блеск! Очень бодрящая комбинация. С фиолетовым тоже неплохо, но беспонтово как-то. Без настроения. Красное с черным — вот уж где настроение поварешкой черпай! Только на фиг? Жюльен Сорель, гильотина, марш Мендельсона… то есть Шопена… Нет. Красное на голубом — класс!
