Марианн Кейс - Каникулы Рейчел
– Вы сами, – бесстрастным голосом ответил он и потряс у меня перед носом листком бумаги. – Вы подписали документ, согласно которому должны оставаться здесь три недели.
– Так подайте на меня в суд. – Я пожала плечами. Слава богу, я пожила некоторое время в Нью-Йорке и знаю, что к чему.
– Я подам на вас в суд, и вас силой заставят прожить здесь три недели, обозначенные в договоре. А еще я взыщу с вас все до последнего пенни, которого у вас, кстати, нет.
И он потряс у меня перед носом еще одной бумажкой.
– Выписка из вашего банковского счета. Кажется, у вас в денежных делах… некоторый беспорядок, не правда ли?
– Где вы это взяли? Кто вам разрешил? – Я задохнулась от возмущения.
– Вы, – сказал он бесстрастно, – подписав тот самый листок бумаги, где обязались провести здесь не менее трех недель. Теперь, надеюсь, вам все понятно? Я не остановлюсь перед судебным иском, чтобы заставить вас задержаться у нас.
– Вы не сможете этого сделать! – закричала я в бессильной ярости.
– Смогу и непременно сделаю. Я всего лишь выполню свой долг.
– Я все равно убегу, – исступленно пообещала я. – Ничто не помешает мне просто выйти за ворота.
– Помешает, и вы это скоро поймете. И вовсе не толстые стены и большой замок.
– Слушайте, вы, жаждущая власти… свинья! – Меня кидало то в гнев, то в отчаяние. – Со мной все в порядке! Я пришла сюда за сауной и массажем. Меня здесь вообще не должно быть!
– Так все говорят.
Лживая дрянь! Он думает, я поверю, что пациенты не признаются, что они алкоголики! Да это же по ним видно, как если бы у них были красные носы в венозных прожилках. Но что-то подсказывало мне, что если сейчас не успокоиться и не начать разговаривать разумно, я ничего не добьюсь.
– Послушайте меня, – сказала я уже не таким истеричным тоном. – Вовсе нам не обязательно ссориться. Но поймите, я согласилась прийти сюда только потому, что считала это заведение своеобразной «фабрикой здоровья».
Он кивнул. Воодушевленная этим, я продолжала:
– Но это вовсе не «фабрика здоровья»! Подписывая контракт, я находилась во власти ложных представлений, понимаете? Теперь я вижу: мне нужно было еще тогда сказать вам, что я не наркоманка. Конечно, я совершила ошибку, погнавшись за сауной и тренажерным залом, но нам всем случается совершать ошибки.
Воцарилось молчание. Я с надеждой смотрела на него и выжидала. Наконец он заговорил:
– Рейчел, несмотря на то что говорите вы сами, я и другие тоже считаем, что вы – действительно наркоманка.
Кафка. «Процесс». Вот что всплыло в моем сознании. Моя жизнь напоминала ночной кошмар. Без суда и следствия меня приговорили к наказанию за преступление, которого я не совершала.
– Кто эти «другие»? – спросила я.
Доктор Биллингс потряс еще одной бумажкой:
– Вот этот факс мы получили из Нью-Йорка полчаса назад. Он от… – он заглянул в свой листок, – от мистера Люка Костелло. Полагаю, вам знакомо это имя?
Первой моей эмоцией была радость. Люк послал мне факс! Он держит со мной связь, значит, он все еще любит меня, значит, он передумал…
– Могу я взглянуть? – я потянулась к листку.
– Пока нет.
– Но это – мне! Отдайте мне письмо.
– Это письмо – не вам, а Джозефине, вашему психологу.
– Что за бред вы несете? – взорвалась я. – С какой это стати Люку писать Джозефине?
– Это ответ мистера Костелло на запрос, который мы послали в пятницу.
– Какой еще запрос? – Сердце у меня гулко забилось.
– О вас и о вашем пристрастии к наркотикам.
– О моем пристрастии к наркотикам? Вы его об этом спрашивали? Да?
– Рейчел, прошу вас, сядьте, – ровным голосом сказал доктор Биллингс.
– Да он сам ест наркотики килограммами! – заорала я, совершенно не смущаясь тем, что это неправда.
– Но разница между вами в том, что мистер Костелло не находится на излечении от наркомании в нашем центре, – доктор выждал несколько секунд, – а вы – находитесь.
– Но я в вашем долбанном центре по ошибке! – в отчаянии крикнула я. – Это все проклятая ошибка!
– Скорее всего, это не ошибка, – сказал Биллингс. – Вам не приходило в голову, что вы чуть не умерли от передозировки? Вы уже умирали.
– Ни черта я не умирала! – огрызнулась я.
– Умирали.
Неужели и правда умирала?
– Это… не… нормально, – раздельно и внушительно произнес он, – когда человек оказывается в больнице, где ему промывают желудок, потому что он проглотил опасную для жизни дозу наркотиков.
– Это был несчастный случай! – выпалила я. Бывают же такие зануды!
– Разве этот «несчастный случай» не говорит о вашем образе жизни? Об отсутствии самоуважения? Почему вы оказались в такой ситуации? А ведь вы сами сделали это, Рейчел, вас никто не заставлял.
Я вздохнула. Судя по всему, спорить с ним бесполезно.
– И ответ мистера Костелло только подтверждает то, что мы и так знали. У вас хроническая наркомания.
– Только, пожалуйста, не томите! Что там написано?
– Там написано, что вы часто принимали кокаин перед тем, как идти на работу. Это правда?
24
– Люк – не очень-то приятный человек, – говорила я. – К тому же недалекий и ненадежный. И, я бы даже сказала, злой.
Дело было на следующий день после пережитой двойной трагедии: отсутствие тренажерного зала плюс отклик Люка на запрос. Я рассказывала все это пациентам в столовой, и они ловили каждое мое слово. Мне было горько и в то же время радостно заполучить трибуну, с которой можно обрушиться на Люка.
Я, в общем-то, не считала, что Люк – злодей в полном смысле этого слова. Впрочем, какое это имело значение? Ведь никто из этих людей никогда его не увидит. Разумеется, Люк никогда не крал денег из копилки своей шестилетней племянницы. Он не взял ни пенни из тех денег, что она копила на щенка. Да и племянницы никакой у Люка не было. И племянника тоже. Но кому какое дело!
Пожалуй, я зашла слишком далеко, сказав, что Люк украл скрипку у слепого. Ребята встретили это сообщение недоверчиво и обменялись подозрительными взглядами.
– Он украл скрипку у слепого? – спросил Майк. – Ты не ошиблась? А в газетах писали, что того парня зовут… Да как бишь его?
– Mэтт Тэлбот, – подсказал кто-то.
– Точно, – подтвердил Майк, – Mэтт Тэлбот. Он спер скрипку слепого, чтобы продать ее и напиться, хотя и без того был мертвецки пьян.
– Да-да, конечно, – я пошла на попятную, – я имела в виду, что Люк обокрал «Скрипку слепого» – бар на Шестой улице, где он тогда работал.
– А-а! – выдохнули они. – Значит, бар!
Я провела день в обществе Селин, в уютной сестринской. Но, несмотря на приятную обстановку, материнскую заботу Селин и гору шоколадного печенья, я была близка к истерике. Меня мучили размышления о том, что еще написал Люк в своем отзыве. Он слишком много знал обо мне.