Анастасия Соловьева - Любовь по правилам и без
В один миг мне открылась вся моя жизнь, с полузабытыми, стертыми памятью эпизодами, мои беды настоящие и прошлые, мои девочки – Таня, Женечка, Стася, такие несхожие, но так остро нуждающиеся в помощи. Кто может помочь им? Только Бог. Израненная стрелами, кроткая Богородица Семистрельная.
Может быть, я даже просила ее о чем-то или о ком... Не знаю. Не помню.
А дальше ко мне подошла панночка, окинула с ног до головы быстрым взглядом, потом очень внимательно взглянула в глаза и предложила купить икону.
И тут я совершила абсолютно непонятный, необъяснимый поступок. Сказала: «Да, я покупаю ее».
Панночка назвала цену. Запредельную. Наверное, глядя на мое потерянное лицо, накинула с ходу процентов сорок. Я, как загипнотизированная, выложила деньги – не хотела спорить или торговаться, и вышла из павильона, сжимая пакет двумя руками.
Только бредя по колоннаде выставочного зала, я вспомнила, что приехала сюда покупать подарки. Светка права, Семистрельная икона Богородицы слишком трагична для пасхального подарка. Да и не отдам я ее никому. Она – моя! Приобретена мною мне же в подарок.
Решив так, я свернула в шелковый павильон и, много не раздумывая, купила Жене желтый, расписанный фиолетовыми ирисами шарф.
– Да это разве тематический подарок? – усмехается Стив. – Как это связано – шарф и Пасха?
– А вот связано! Теперь у нее будет что в церковь надеть.
– Я сомневаюсь, что Женя вообще пойдет в церковь.
– Да, дядя Степа?! – подала голос молчавшая до этого Таня. – А она ходила недавно, если хочешь знать! Когда у них в клинике был шмон.
– Что было?
– Шмон, – повторила Таня, смутившись.
– А что это такое?
– Ну, это... Проблемы, в общем. Так сказала Женька.
Стив рассмеялся.
– У твоей сестрички замечательный лексикон! Шмон – это обыск, проверка на зоне.
– Где? – удивилась Таня в свою очередь.
– На зоне. В тюрьме.
– Да. Точно! Женька все ныла: тюряга нам светит, пойду свечку поставлю, может, пронесет.
– Ладно, Танюш. Не будем о грустном...
– Смотри не рассказывай об этом никому, – поспешно добавила я. – Ни о какой тюрьме речи, конечно, не было. Жене грозили большие штрафы – только и всего. Но она... она очень испугалась. Это потому, что она еще слишком молоденькая, даже маленькая для таких крупных дел...
– Это Женька-то маленькая? – перебила Таня возмущенно. – Семьдесят пять кило!
– Скажем так, маленькая для руководства целой клиникой, – закончил мою мысль Стив. – Ей ведь приходится очень несладко.
Таня задумалась. Она с рождения привыкла считать Женьку взрослой, и при этом взрослой пофигисткой. Женя почему-то с удовольствием эксплуатировала этот имидж, да так успешно, что неискушенная Танюшка крепко уверовала в его подлинность.
На самом же деле Женя никакой пофигисткой конечно же не была. Нет! Она была обыкновенной девочкой, без памяти влюбленной в своего мальчика и изо всех сил скрывающей этот факт. Оставшись в девятнадцать лет без родителей, Женя – без преувеличения сказать – ощущала себя круглой сироткой. А нашу со Стивом помощь она принимала с детским чувством смущения и благодарности.
...И семейное празднование Пасхи для Жени, догадывалась я, нечто вроде ролевой игры в дочки-матери. Она – мама, ей на долю выпало счастье сыграть самую престижную роль. С радостной и гордой улыбкой Женя приглашает нас к торжественно накрытому столу.
Я вспоминаю: одним из первых московских впечатлений после возвращения из Англии четыре года назад стала для меня Женя, темпераментная девочка-подросток, искренне презирающая идею домашнего уюта и праздничные застолья – ее материальное воплощение. В те годы Женькин цинизм не имел границ. Под возмущенный вскрик тети Иры она выхватывала из сердцевины стола самые лакомые кусочки, сводя тем самым на нет всю красоту и гармонию, и убегала к своему Максу.
Минуло четыре года, и вот Женя, наигравшись в бесшабашного подростка, приглашает нас к столу, накрытому в духе имперско-сталинского великолепия – с салатами, заливной осетриной, слоеными пирожками и котлетами по-киевски. Мы следуем за ней, выстроившись парами, как играющие в ручеек дети. Стив почтительно ведет к столу тетю Иру, Макс – с не меньшим почтением – протягивает руку мне. Должно быть, я для него такая же древняя черепаха, как моя тетка для Стива. А замыкает наша шествие Таня – в бежевом бархатном платьице с белым кружевным воротничком, в ажурных колготках, словно сошедшая со страниц журнала.
– Она теперь актриса у вас? – обращаясь ко мне, интересуется тетя Ира.
– Не так чтобы настоящая, – широко улыбается обожающий эту тему Стив, – но...
– Чего уж там! – Тетушка хмурит брови. – Знаю-знаю! Скоро у них премьера!
– Таня похвалилась тебе? – торопливо спрашиваю я, угадывая в ее словах скрытую иронию и неодобрение.
– То-то и оно – похвалилась!.. Задурили вы голову девчонке.
– Чем, тетя Ир, задурили? Что плохого в том, что Таня будет выступать в театре?! Актриса, в конце концов, неплохая профессия. А если она актрисой быть не захочет...
– Профессия! – сердилась тетка. – Какая в десять лет может быть профессия?! От великой бедности детишек в люди отдавали профессию получать. А у вас что, бедность такая?
– Наоборот! – Таня надменно приподняла красиво изогнутую, как будто нарисованную, бровь. – В нашей студии занимаются дети политиков и бизнесменов. А у одного мальчика – папа банкир!
– Новые русские? – ужаснулась тетя Ира. – И ты дружишь с ними?
– Ты что, бабушка?! Когда нам дружить?! Во время репетиции все заняты. А после – мы сразу едем домой, уроки надо делать.
– Вот я и говорю! – сокрушенно покачала головой тетка. – Лишили ребенка детства! Еще и неизвестно, вдруг великая актриса из нее не получится?! – Никто не поддержал ее предположения, но тетя Ира и не нуждалась ни в чьей поддержке. Она поехала дальше. – Да! Вот какая теперь пошла жизнь. Работают все сызмальства. А жить-то, получается, когда?
– А что, по-твоему, бабуль, значит жить? – спросила Женя.
– Ну, жить! Не знаешь, что ли?! Гулять, влюбляться, ездить на природу, книги читать.
«Мечтать, спорить до хрипоты...» – мысленно продолжала я перечень идеалов теткиной юности.
– А ты одно знаешь – клиника, работа!
– Ну, как одно? – пожала плечами Женя. – Мне, например, скоро сессию сдавать.
– И как ты ее сдашь? – с легким презрением осведомилась тетка. – На лекции не ходишь, учебники не открываешь.
– Зачем ей учебники? – вступился за жену Макс. – Она уже доктор, практикующий ветеринар.
– Мне в академии, между прочим, так и сказали! – объяснила с гордостью Женя. – Вы клиникой руководите, это мы у вас учиться должны.
