Ева Модиньяни - Крестная мать
Девушка ощутила его желание, в ней проснулась вновь страсть и исчезли все страхи. Шон поцеловал Нэнси, забыв о Хосе Висенте, о законах семьи и чести, о своем проклятом ремесле и о совершенном преступлении. Ничего ему сейчас не было нужно, только Нэнси. Много лет носил он в душе сказочный образ женщины, которую мог бы любить, беречь, лелеять. Теперь он нашел ее, держал в объятиях, трепещущую и покорную, здесь, на берегу моря, под луной.
Они опустились на колени на песок, тесно прижавшись друг к другу, и Шон, задыхаясь, прошептал:
– Я хочу тебя!
Неожиданно волшебство лунной ночи разрушил дикий вопль, от которого у влюбленных кровь замерла в жилах:
– Нэнси! – В нескольких шагах от них в темноте возникла чья-то фигура. Девушка узнала мать. Аддолората кинулась к дочери, подхватила ее, заставила подняться.
Нэнси не столько испугалась, сколько удивилась и пробормотала недоуменно:
– Мама? Что ты тут делаешь?
Аддолората была в отчаянии. Ее потрясло поведение дочери, она задыхалась от бега и негодования. На нее разом нахлынули горькие воспоминания, она трепетала при мысли, что Нэнси повторит ее ошибки. Аддолората со всей яростной силой ударила дочь по лицу. Девушка, не устояв на ногах, упала на песок.
Шон помог ей подняться.
– Это я виноват, – произнес он.
Нэнси охватила ярость, она не хотела слушать ни Шона, ни мать. Схватив Аддолорату за плечи, дочь закричала:
– По какому праву ты судишь меня? Ты вдруг вспомнила о моем существовании? Ты на много лет замкнулась в себе, забыла о детях, отдалась собственной скорби. А теперь вдруг явилась, чтобы оскорблять меня?
Голос Нэнси звучал холодно, безжалостно, спокойно. Такой Шон ее никогда не видел. Аддолората попыталась оправдаться:
– Я всю жизнь была несчастна, не хочу, чтобы и у дочери жизнь была сломана. Ты не знаешь, кто он такой, не знаешь, чем на жизнь зарабатывает.
– А ты знаешь? – с вызовом спросила Нэнси.
– Твоя мать права, – вмешался ирландец. – Я не тот мужчина, что тебе нужен. Ты порядочная, чудесная девушка. Ты заслуживаешь лучшего, а я…
– Ты принадлежишь к клану Лателлы, – оборвала его Нэнси. – Как Хосе, как дон Антонио Персико, как мои мать и бабушка, как и я сама. Скажи, мама, разве не так? На чьи деньги мы живем? Ты разве не знаешь: моего отца убили по ошибке, когда в Нью-Йорке сводили счеты мафиози?
– Знаю, – с дрожью в голосе ответил Шон.
– Так зачем ты читаешь проповедь? К чему эти нравоучения?
– До женщин, принадлежащих семье, дотрагиваться нельзя. Ты не можешь принадлежать мне, Нэнси. Не вмешайся твоя мать, мы совершили бы страшную ошибку…
И в этот момент Шон звериным инстинктом почувствовал приближающуюся опасность. Он буквально бросился на Нэнси, повалив ее на песок и прикрыв собственным телом, а пулеметная очередь скосила Аддолорату. Шон, спасая Нэнси, спас и себя от очередного покушения. А Аддолората лежала на песке, улыбаясь луне и смерти, которую уже давно ждала. И она, как и муж, оказалась убита вместо другого человека. Она, как и ее муж, погибла из-за Шона Мак-Лири, хотя и не от его руки. Именно ему предназначались те пули, что попали в Аддолорату.
…Хосе Висенте Доминичи отдал категорическое распоряжение Шону:
– Сестру и брата немедленно привези сюда.
Нэнси и Сэл пересекли Атлантику в салоне первого класса воздушного лайнера, идущего курсом на Нью-Йорк. Сэлу тогда только что исполнилось четырнадцать, Нэнси не было еще и семнадцати. Они летели одни. Бабушка, Анна Пертиначе, пожелала окончить свои дни в родной деревне. Америка ей никогда не нравилась, но она отдавала себе отчет в том, что для ее внуков, потерявших родителей, за океаном, возможно, уготовано лучшее будущее. Для Нэнси и Сэла Нью-Йорк станет родиной. Она благословила внуков и с горечью в сердце проводила их в далекий путь.
Аддолорату похоронили рядом с мужем. На деревенском кладбище супруги наконец-то нашли покой. В тот же день в деревне похоронили еще двоих: наемного убийцу, убравшего Аддолорату, и дона Мими Скалиа. Согласно полицейскому протоколу, с ним произошел несчастный случай: галстук закрутился на руль автомобиля и буквально задушил дона Мими. Роковое стечение обстоятельств, ужасное несчастье.
Аддолората же, как было указано в свидетельстве о смерти, скончалась от сердечного приступа. Медицинское свидетельство подписал доктор Инноченцо Профумо, семейный врач и большой друг дона Антонио Персико.
На рассвете Нэнси увидела в иллюминаторе побережье Соединенных Штатов, и глаза ее радостно заблестели.
– Мы дома! – сказал Сэл, сжав руку сестры.
– Наконец-то! – улыбнулась Нэнси.
Шон сидел позади них, погруженный в глубокие раздумья. Нэнси повернулась к нему и сказала:
– Не пытайся убежать от меня. Мои чувства к тебе не изменились.
Шон лишь улыбнулся и ответил:
– Ты все забудешь. Время излечивает любовную тоску.
– Ты имеешь в виду меня?
– Я и себя имею в виду, – произнес Шон и больше к Нэнси не обращался.
Глава 8
Холодные вечерние сумерки спустились на тихий заснеженный парк. Мягкий свет лился из окон виллы на белую пелену снега. Навстречу голубому «Паккарду» Хосе Висенте, подъехавшему к воротам, бросились охранники.
– Все в порядке? – спросил один.
– Никаких проблем, – ответил Хосе, поворачивая машину на аллею, что вела к вилле.
С того момента, как Джо Ла Манна объявил войну семье Лателла, следовало соблюдать все предосторожности. Хосе затратил сорок минут, чтобы проехать сорок километров от Бруклина до виллы Лателлы в Гринвиче, штат Коннектикут. С низкого серого неба валил снег, дорога была скользкой, так что Хосе, пожалуй, еще слишком быстро ехал. Он боялся опоздать.
Доминичи прошел в кабинет и с облегчением увидел, что Фрэнк Лателла еще не спускался. Фрэнк терпеть не мог ждать. Хосе поздоровался с Шоном Мак-Лири, с сыном Фрэнка Неарко и с Джоном Галанте. Все, как обычно, радостно пожали Хосе руку, но он почуял в воздухе тревожное ожидание. Доминичи сел в углу, рядом с телевизором, стараясь занимать как можно меньше места.
Неарко подошел к телефону, нажал кнопку и произнес:
– Папа, все собрались.
Через несколько минут открылась дверь, и появился Фрэнк Лателла. Он с улыбкой поздоровался со всеми и сел за стол.
– Я принял необычное и важное решение, – начал Лателла. Все с напряженным вниманием прислушивались к его словам. Неарко не смог удержаться и некстати вмешался:
– Какое решение, папа? – Остальные промолчали, а Фрэнк продолжал, не обратив внимания на слова сына:
– В нынешней ситуации нет иного пути остановить этого безумца Джо Ла Манну. Он куда хуже своего тестя, у старика было больше мозгов и отваги. А зять признает только грубую силу, да и туп к тому же.
