Миранда Кеннелли - Дыши, Энни, дыши
Принято к сведению.
Я засовываю ключ в замок от моей комнаты. Здесь я буду жить до следующего лета. Ну, поехали. Толкаю дверь и обнаруживаю, что я здесь первая. Мама с Ником заходят и осматривают маленькую кухоньку и ванную, что соединяет мою комнату с Келси.
Они с Ванессой написали мне ранее, что приедут после полудня. Я рада, что добралась сюда раньше Игги. Мне нужно время побыть одной, чтобы адаптироваться.
– Хочешь, я начну переносить твои вещи? – спрашивает Джереми, и я киваю. Они с Ником исчезает за дверью, а я стараюсь решить, какую кровать должна занять. Ту, которая ближе к двери? Ванессе, наверно, понравится окно. Нет повода начинать год со ссоры, как те девчонки в холле.
Я опускаю свой рюкзак на кровать у двери и проверяю гардеробную, стол и туалетный столик с зеркалом.
Джереми – парень, которого я считала воплощением мускулатуры, – шатаясь заходит в дверь, нагруженный коробками с моими вещами.
– Боже мой, Энни, что здесь?
– Книги, я думаю.
– Ты упаковала целую библиотеку? – Он кое-как ковыляет к столу и опускает коробку. В следующий раз он приносит тяжелую коробку с моей одеждой. Пот блестит на его лбу. Я даю ему перерыв, после того как он затаскивает наверх принтер. Ура моему персональному мастеру на все руки!
– Спасибо, – говорю я, разбирая маленькую стопку фотографий, которые планирую повесить.
Джереми поднимает старую фотографию, на которой мы с мамой и Ником на миноносце «Алабама» – большом корабле Второй Мировой, стоявшем в доке в Мобиле.
– Не стоит бывать на корабле вроде этого в июле, – говорю я. – Мы сварились там.
Он улыбается и кладет фото. Начинает быстро перебирать стопку, пока не натыкается на нашу с Кайлом совместную фотографию со дня Благодарения в тот год, когда мы уговорили наши семьи обедать вместе. На фото я кормлю Кайла кусочком тыквенного пирога, а он морщится.
– Он ненавидел тыквенный пирог, – говорит мама, разглаживая топик. – Но тогда ел, потому что Энни старалась приготовить его.
Мой позвоночник деревенеет, когда я бросаю взгляд на выражение Джереми – заинтересованное, но нервозное.
– Это был худший тыквенный пирог, который я когда-либо пробовала, – добавляет мама.
– Мааааам, – ною я.
Джереми корчит рожицу:
– Пожалуйста, никогда не пеки для меня тыквенный пирог, Энни. – Я отпихиваю его руку, а он смеется. Затем снова фокусируется на фотографии: – Его звали Кайл?
Я киваю и забираю фото из его рук. Мне нужно всхлипнуть, но я не позволяю себе. Я должна уметь смотреть на долбанную фотографию, не превращаясь в гейзер. Медленно беру кнопку и вешаю фото. Испускаю долгий вздох.
Джереми хватает еще одну фотографию и кнопку и криво прикалывает фото на середину доски.
– Нет, – говорю я. – Это смотрится ужасно.
– Прекрасно смотрится, – ворчит он и так же непривлекательно вешает другое фото.
– Ууф. Ты не мог бы уже принести остальные тяжелые коробки?
Мама хихикает. Мы с Джереми оба разворачиваемся и смотрим на нее. Она прочищает горло и возвращается к раскладыванию одежды.
Не занимает много времени распаковаться и пристегнуть на замок мой велосипед снаружи, и вскоре приходит время Нику уезжать на встречу со своей девушкой. Маме пора возвращаться в «Куик Пик». А мне начинать новую жизнь.
Джереми, должно быть, чувствует, что я хочу попрощаться со своей семьей наедине:
– Я подскочу попозже, ладно? Напиши, если захочешь потусоваться.
Я медленно киваю:
– Спасибо, что помог нам.
– Я бы не пропустил это. – Он быстро приобнимает меня и идет по коридору, оглядываясь через плечо. Моя комната внезапно кажется мрачнее. Нужно нарвать цветов, или повесить постеры, или выудить моих коров из кладовки дома.
– Ты приедешь домой на выходные в День Труда, верно? – спрашивает мама.
Я киваю:
– Ты же знаешь, я могу приехать домой и раньше, если мне понадобится.
– Звони в любое время, хорошо? – говорит Ник. – Дня или ночи. И я тут же буду рядом.
– Спасибо.
Мой брат крепко обнимает меня:
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
А затем время прощаться с мамой. И тогда я теряю контроль. Слезы катятся по моему лицу. Отстойно, что что-то настолько волнительное – так печально. Она обнимает меня и гладит по волосам. Открывает рот, чтобы заговорить, и я жду, что она скажет, что любит меня. Что гордится мной. Чтобы я шла за своей мечтой. Или процитирует какую-нибудь «глубокую» мысль из той книги, которую, казалось, каждый получал в подарок на окончание школы, «Ах, какие места ты посетишь!» Доктора Сьюза.
Но она не делает этого.
Улыбка появляется на ее лице:
– Повеселись.
***
Мое спокойствие длится приблизительно полчаса.
А затем ураган под названием «Ванесса-Келси-Игги» заставляет землю дрожать. Это происходит в результате их визга. Повсюду родители. Дико горячий брат Ванессы, Тай, заносит ее вещи. Он квотербек Национальной Футбольной Лиги. В результате девчонки, с которыми мы никогда не были знакомы, выстроились в очередь у дверей комнаты, чтобы хоть одним глазком глянуть на него. Кажется, он их не замечает.
– Где будет твой телевизор? – спрашивает он Ванессу.
– Там.
Поставив телевизор на ее шкаф, он выглядывает в окно.
– У тебя отличный вид, – говорит он.
– Спасибо, что уступила мне окно, Энни, – с улыбкой говорит Ванесса. – Ты не обязана была это делать.
– Это правда мило с твоей стороны, – говорит Тай с ухмылкой, которая, скорее всего, заставляет девчонок швыряться в него своими трусиками.
Приезжает Колтон, потому что кажется, будто он не в состоянии держаться в стороне от Келси даже ради спасения собственной жизни, а фанаты Тая дают ему «пять» и поют дифирамбы.
– Чувак, тот пас, что ты сделал в прошлом году в игре против «Seahawks» был просто сумасшедшим.
– Спасибо, старик, – говорит Тай.
– Колтон, ты так же ужасен, как те девчонки, что копошатся в холле, – говорит Келси.
– Какие девчонки? – на полном серьезе спрашивает он. Идет к двери и выглядывает. – О. Девчонки. Привет. – Закрывает дверь и опять садится рядом с Келси на кровать Ванессы.
Ванесса смотрит на меня и шепчет:
– Он здорово ей увлечен.
Колтон не может сидеть спокойно:
– Поверить не могу, что мы и в правду здесь. В смысле, теперь мы можем делать все, что захотим. – Моя мама никогда не была сверх опекающей, потому что всегда хотела, чтобы я понимала реальный мир, но папа Колтона – мэр Франклина. Это означает, что Колтон всегда был под пристальным наблюдением.
