Маша Царева - Сидим, курим…
Наконец дверь распахнулась. Не знаю уж почему — может быть, на тех, кто находился внутри, подействовал мой безумный внешний вид.
На пороге стоял невысокий мужчина, чем-то похожий на Ленкиного Пупсика. Бело-розовый, полноватый, в дешевой футболке с пятнами кетчупа. Его рост едва дотягивал до метра шестидесяти. Не человек, а сказочный гном. Вид у него был невинный до такой степени, что я сразу поняла: это и есть лже-Шиффер.
— Где Марина?! — заорала я. — Где она?
— Вы ошиблись, — на чистом русском языке сказал он, — в этой квартире живу я, никакой Марины…
— Что ты врешь, мерзавец?! Ты знаешь, с кем связался?
Оттолкнув его, я влетела в квартиру, Донецкий следовал за мной.
Да уж, съемочная площадка была так себе. Ну неужели Маринка могла поверить, что высокобюджетный элитарный фильм и правда могут снимать в столь убогих декорациях? Старенькая мебель, выцветший ковер, расшатанный серый паркет, обои в каких-то жирных пятнах… Впрочем, человек, у которого есть мечта, часто забывает об элементарной логике. А несчастной Маринке так хотелось стать звездой, заработать на свою квартиру и вырваться из сомнительного мира порнострастей…
В углу стояла кинокамера. Рядом с нею смущенно переминался с ноги на ногу абсолютно обнаженный мужчина — кривоногий кавказец далеко не первой свежести. Видимо, это был второй актер.
— Где Маринка?! Немедленно отвечайте!
Человечек, похожий на гнома, все равно не смог бы ответить — так сильно я трясла его за плечи. Он возмущенно булькал и силился вырваться.
И вдруг я увидела нечто, заставившее меня подавиться собственным голосом. Мой рот беззвучно распахивался, спина вспотела.
Волосы.
По грязному, рассохшемуся паркету были расбросаны волосы. Знакомые — длинные и темные. Как будто в квартире подрабатывал парикмахер-надомник и какая-то чудачка пришла к нему отстричь свои шелковые косы.
Ахнув, я отпустила «гнома», присела на корточки и двумя пальцами подцепила атласную прядь. Ноздри защекотал полувыветрившийся запах знакомых духов — «Ангел», Маринкины любимые.
Мы опоздали.
И тогда я почувствовала, что больше не могу держать в себе все впечатления, воплощенные кошмары и разочарования, опустившиеся на голову бетонной плитой, — все события минувших часов вдруг восставшим вулканом поднялись из моего нутра и заклокотали в горле. Это было невыносимо. Опрометью я кинулась в туалет, рухнула на колени перед унитазом, слабеющей рукой убрала от лица волосы. Рвало меня долго и жестоко.
Я не сразу заметила, что нахожусь в ванной не одна. Слабый стон, похожий на писк придавленной пружинкой мышеловки крысы, заставил меня обернуться.
Она была там. Сидела на корточках в углу, судорожно прижимая к груди колени. Как будто бы колени были автономным существом, более сильным и развитым, у которого Марина беззвучно просила защиты.
Ее босые ноги были покрыты бурыми потеками. Глаза заплыли от синяков. На грубо остриженную голову была нахлобучена грязная восточная тюбетейка — издевательский штришок безумного стилиста. Одежды на Маринке не было, она куталась в запревшие обрывки мешковины, которые служили хозяевам квартиры половой тряпкой.
Вытерев рот рукавом, я бросилась к ней. Марина испуганно уклонилась от моих порывистых объятий.
— Осторожно, кажется, у меня что-то сломано, — простонала она. — Откуда ты?
— От верблюда. Я думала, тебя убили!
— Но как ты узнала? Я уже и правда попрощалась с жизнью… Мобильный у меня отобрали, между дублями держат здесь. А Шиффер… Он оказался никаким не Шиффером, он по-русски отлично говорит.
— Знаю, все знаю, — отмахнулась я. — Уходим отсюда! Потом все тебе расскажу. Ночка у нас была еще та, искали тебя по всему городу… Ты сама идти можешь?
— Не знаю. — Держась за кафельную стену, Марина осторожно поднялась на ноги.
Я заметила на ее животе продолговатый темнеющий синяк.
— Ногами бил, — лаконично объяснила она, перехватив мой взгляд. — Там, в комнате, моя одежда… А они точно дадут нам уйти?
— Куда они денутся? У Дракона есть все контакты и координаты. Если мы не объявимся в течение получаса, он вызовет милицию.
— У Дракона? — У нее еще были силы удивляться, это внушало оптимизм. — Ты была у него? И он тебя впустил посреди ночи?
— Ну да. Иначе бы мы никогда тебя не нашли.
— Надо же, значит, ты ему понравилась… Ох, как голова раскалывается… Меня били о батарею лбом. Надеюсь, сотрясения нет.
Когда мы вышли из ванной, в комнате не было ни «гнома», ни второго актера. Данила сидел на краешке дивана, прихлебывая из брошенной кем-то бутыли теплую кока-колу. За эту ночь он, казалось, состарился на десять лет. Даже его фирменный загар стал каким-то сероватым. Белки его глаз прорезали меридианы красных капилляров. Уголки губ устало опустились вниз, лицо осунулось.
— А они… ушли, — развел руками он, — я пытался остановить, но… Меня чем-то ударили, назад отбросило на полметра. Пока я поднимался, они сбежали.
— Электрошокер, — подозрительно спокойным голосом объяснила наша несостоявшаяся порнозвезда, — в меня тоже им тыкали. Как ужасно…
— Одевайся! — скомандовала я. — Лучше бы нам побыстрее отсюда убраться. Не думаю, что они вернутся, но… Так, на всякий случай.
В такси Маринка наконец расплакалась. Плакала долго и горько, с хриплыми всхлипами и жалобными подвываниями. Водитель, которому Донецкий заплатил целую тысячу рублей, с любопытством посматривал на нас в зеркальце заднего вида. Я гладила Маринку по тому, что осталось от ее некогда роскошных волос. Я понимала, что потчевать ее утешениями бессмысленно. Стадия слез очень важна для того, чтобы из ее организма выветрились ядовитые пары подступившей к самому сердцу ледяной депрессии.
Потом она заговорила. Перебивать не совсем связный поток речи, равно как и вклиниваться в него с наводящими вопросами, тоже не имело никакого смысла.
— Так хорошо все начиналось, так хорошо. — Марина закрывала опухшее от побоев и слез лицо ладонями. — Я как на праздник к ним шла… И вчера вечером было так весело. Мы заказали суши, смотрели концерт Максима Галкина, классно вечер провели. Шиффер показывал мне свои фотоработы, и это было так впечатляюще… Спать меня отправили в заднюю комнату. Шелковое белье постелили, сволочи. Утром поднялись на рассвете, накормили бутербродами с икрой, дали отличный кофе… А потом началось… По сценарию он должен был меня избить. А я же брала уроки сценического боя. Готовилась как дура! Он как залепит мне кулаком в глаз, у меня аж искры посыпались! Я и в себя прийти не успела, как он меня отметелил, как учебную куклу в секции бокса. Несколько раз ткнул ножом в бедро… Во время перерывов мне разрешали пить обезболивающее. Я плакала, предлагала вернуть деньги, но никто меня даже не слушал… Я все ждала, когда же это кончится. А потом вдруг вспомнила, чем заканчивается фильм! И поняла, что так просто меня не отпустят. Я и в окно пыталась выпрыгнуть, и в подъезд выбежать все — без толку. Мы должны были снимать последний дубль, и тут появляетесь вы…
