Светлана Демидова - Вся палитра нежности
Ресторатор Валерий Петрович Зятев, завидев Белую Даму Треф на улице из окна собственной щегольской иномарки, всегда норовил побыстрее проехать мимо нее, не уставая себя хвалить за то, что так вовремя отделался от совершенно сбрендившей бабы. Еще немного – и она развалила бы ему весь построенный с нуля бизнес.
Супруги Якушевы, иногда наезжая в Григорьевск с дачи, тоже, разумеется, узнавали Гальку Харю и каждый раз торопились перейти на другую сторону улицы или шмыгнуть в дверь первого же попавшегося магазина, чтобы с ней не встречаться. В сердцах обоих зрела и крепла вина перед Галиной, которую ничем не искупить, а потому лучше пореже вспоминать об этом.
Разумеется, Галина Романовна ничего не знала о настроениях супругов Якушевых и ресторатора Зятева.
…Когда за Галиной и Александром захлопнулась дверь старой квартиры Вербицких, женщина привалилась спиной к стене и спокойно спросила очень твердым голосом:
– Чего ты от меня хочешь, Саша?
Вербицкий смотрел на нее с выражением недоумения, смешанного с ужасом. Когда он узнал, что Галю в городе называют Юродивой, то ожидал чего угодно, только не того, что увидел. Он долго готовил себя к тому, что Галина могла спиться, превратиться в гниющую развалину или престарелую проститутку. Он намеревался адекватно воспринять отсутствие у нее ноги или руки, с пониманием отнесся бы, к примеру, к абсолютно лысой женской голове или темным очкам и белой трости. Ему казалось, что бывшая жена ничем сразить его не сможет, а она… на́ тебе… сразила… Глядя на ее неимоверную прическу, Александр Ильич очередной раз подивился меткости народного русского языка. Да… не Галя, а вылитая Белая Дама Треф. И при всем при этом – совершенно нормальная, не выжившая из ума! Это видно было по ее абсолютно спокойному и отнюдь не глупому взгляду.
– Какого черта ты так вырядилась? – наконец выдавил из себя Вербицкий, очертив рукой вокруг нее овал. Поскольку Галина была высокого роста, Александру Ильичу пришлось изрядно потрудиться при этом.
– Я не вырядилась, а оделась, – ответила Галина и добавила: – Я всегда так одеваюсь.
Под словечком «так» она подразумевала – нарядно, стильно и женственно. Разумеется, Вербицкий этого не понял, а потому без всякой фантазии повторил то же самое:
– Ну и какого черта?
Галина опустила глаза долу, дотронулась рукой до оборки белой юбки, окантованной золотом, и сказала:
– Конечно, осенью все стараются одеться в черное, а я считаю, что надо ломать стереотипы. Ты вот тоже, – показала она рукой на его черный плащ, – мог бы купить себе, к примеру, что-нибудь… песочного цвета, а брюки…
– А брюки, например, цвета морской волны! – подхватил за ней Вербицкий.
– Может, и морской, – согласилась она. – Главное, не надо сливаться с общей серой массой! Для мужчин еще… клетка хороша… для пиджаков и пальто…
Александр Ильич тряхнул головой, будто сбрасывая с себя, как брызги воды, странные Галинины речи, потом подошел к ней близко-близко и пальцем размазал по ее лицу морковную помаду. Женщина испуганно отпрянула, выкрикнув:
– Что ты делаешь, Саша?
– Порчу твой клоунский макияж!
– Почему это клоунский?! – возмутилась она.
– Потому что!! – только и смог ответить Вербицкий.
Галина подскочила к зеркалу, вытащила из объемистой сумки носовой платок и принялась вытирать со щеки морковную полосу, одновременно приговаривая:
– С чего ты взял, что имеешь право так поступать со мной?! С какой стати ты себе это позволяешь?!
– А с такой, что я… твой муж… – неожиданно охрипшим голосом ответил Александр Ильич.
Галина развернулась к нему от зеркала с расширившимися глазами и, комкая в руке испачканный помадой платок, с сарказмом переспросила:
– Муж?
– Муж!! Ты же не разводилась со мной!
– И что?! Ты мне уже никто… за давностью лет!
– Скажешь, что у тебя в паспорте нет штампа о нашем бракосочетании?
– Штамп есть, но только потому, что при обмене паспортов с меня потребовали кучу справок, чтобы тебя вытравить из моих документов!
– Вытравить?! – с болью переспросил Вербицкий. – Я так противен тебе, Галя?!
– Противен? Нет… просто… тебя не было здесь долгие годы…
– Так ведь ты знаешь, почему не было! – прошипел Вербицкий и притянул ее к себе за плечи. Их глаза были почти вровень. Александр скривился и опять размазал пальцем ее синие тени с век в сторону маленького розового уха.
– Но это не дает тебе права… – дрожащим голосом начала она.
– Дает!! – перебил ее он. – Я всегда любил тебя, Галя! С тех самых пор, как в юности первый раз поцеловал среди вонючих ящиков у продуктового магазина.
– Любил и… не приезжал столько лет?!
– А разве тебе надо было, чтобы я приехал?!
– Сначала не надо… а потом…
– И что же… потом?
– А потом… я жалела, что все так получилось… Ты не смог переждать, пока я переживу свое несчастье…
– Не смог… я видел, что ты не любишь меня… и не мог с этим жить тут, в Григорьевске…
Галина Романовна осторожно высвободилась из рук Вербицкого и печально произнесла:
– Что теперь об этом говорить, Саша… Все прошло… Все быльем поросло… мы уже очень немолодые люди…
– Чего ж ты рядишься в дикие тряпки, как молодуха? – рыкнул он, развязал, дернув за кончик, кокетливо завязанный на шее женщины бант и добавил: – Впрочем, даже молодухи так не одеваются!
– Мне нет дела до того, как и кто одевается!
– А мне есть!!
– Какого черта?! – Теперь это выражение вырвалось из все еще морковных уст Галины Романовны. Не так-то просто было с первого раза стереть с них помаду, наложенную для яркости и устойчивости в несколько слоев.
– Галка!!! – Вербицкий опять схватил ее за плечи и как следует тряхнул. – Над тобой же весь Григорьевск ржет! Называют тебя Белой Дамой Треф! Ты хоть это знаешь?
– Почему вдруг треф?
– Да из-за этой твоей… идиотской прически!! – И он принялся вытаскивать из ее волос синие розочки и откалывать золотых бабочек. – Надо же было такую придумать!!
Она кривилась, потому что вместе с розочками и бабочками Вербицкий безжалостно выдирал из ее головы волоски, но почему-то позволяла ему это делать. Она вглядывалась в его лицо и видела, что годы совершенно не изуродовали его. Шестидесятидвухлетний Александр был сейчас, пожалуй, даже интересней, чем в молодости. Что молодость? В молодости все хороши! А вот попробуйте-ка в таком почтенном возрасте сохранить привлекательность без морковной помады, золотых роз и палантинов с помпонами.
А Вербицкий уже содрал с ее плеч палантин и безжалостно топтал ногами мягкие пушистые помпончики. Галине казалось, что она слышит их жалкие тоненькие попискивания.
