Аньес Ледиг - Уходи с ним
– Вот вернусь и разберусь, что там происходит. Надеюсь, без меня все будет в порядке?
– А с какой стати что-то должно случиться?
– Но ведь меня не будет.
– Ромео… Мне уже семнадцать.
– Верно. Прости. Никак не привыкну, что ты взрослеешь. Ты навсегда останешься моей маленькой сестренкой.
– Сестренка скоро станет совершеннолетней. А еще есть Гийом.
– Тебе с ним хорошо?
– А тебе было хорошо с Джульеттой, когда ты валялся на больничной койке?
– Конечно, ты же знаешь.
– А ты прекрасно знаешь, как мне с Гийомом.
– Когда я думаю, что, не упади я с восьмого этажа, ты бы с ним никогда не встретилась… Чего только не сделаешь, лишь бы ты была счастлива, а?
– Ха-ха! Очень смешно. Жизнь сама тебе диктует. На все есть свои причины.
– И ты туда же? Мари-Луиза недавно говорила мне то же самое.
– Она меня и убедила.
– Это и к Джульетте относится?
– Ну конечно. Ты ее отыщешь, утешишь, скажешь, что ты ее любишь, она кинется в твои объятия, вы проживете всю жизнь вместе, и ты будешь так же счастлив, как я. А если так не получится, значит все и должно было получиться по-другому. И тогда ты проживешь по-другому, но все равно будешь счастлив.
– Тебе виднее.
– Я снова видела маму.
– Правда?
– Издалека, она шла по другой стороне улицы. Все по-прежнему, не лучше. Катила велосипед, на велосипеде корзинка с какой-то моськой. Сама в ковбойской шляпе и майке с блестками, и распевает в одиночку на всю улицу.
– Хочешь как-нибудь с ней поговорить?
– Нет. Я теперь смотрю вперед. Впереди – Гийом, ты, а мамы там нет. Мама осталась позади, а я слишком долго оглядывалась назад, потому и наделала кучу всякой фигни. Теперь с этим покончено.
– Кто же тебя заставил так повернуть голову, чтобы смотреть вперед?
– Гийом, ты, вообще то, что происходит в жизни. И что, по-твоему, мама может нам еще дать? Она наполовину спятила от выпивки. И никогда нас по-настоящему не любила. Мы были случайностью в ее жизни, оба, Ромео, просто несчастными случаями, и никаких подушек безопасности вокруг нас не обнаружилось. Помнишь, как нам досталось? И хочешь снова биться головой о ту же стенку?
– Она все же наша мать.
– Нам не нужна мать, нам нужна материнская любовь. А я ее получила не от матери, а от тебя.
– Но я же не твоя мать.
– И на том спасибо. А ты?
– Что я?
– От кого получил материнскую любовь ты?
– Не знаю.
Как при игре в «морской бой». Частичное попадание. Мне удалось смягчить эмоциональные потери сестренки, любя ее так, как должна бы любить мать. А вот я сам? Кто так любил меня? Никто. Правда, был еще дедушка. Он любил нас, как мог, единственный более-менее нормальный человек в семье. Вот только любил он нас издалека, потому что большего не мог.
А еще была Саида, соседка-марокканка, которая давала мне приют всякий раз, когда оставаться дома не было никакой возможности. Стенка между нашими квартирами пропускала все звуки, поэтому она слышала, когда у нас начинался очередной обвал. Тогда она звонила в дверь и предлагала забрать меня на несколько часов. Наверно, Саида любила меня, как мать. Она была мягкой, ласковой и желала мне добра. Я ее слушался. Именно ей я показывал свой дневник, и она хвалила меня или спрашивала, не мог ли я добиться большего. В последнем случае она говорила: «Тогда постарайся получше» – и улыбалась, вселяя уверенность.
И все же внутри у меня оставалась зияющая дыра, эмоциональный голод, который, вполне возможно, я утолял любовью к сестре. Я это осознал три года назад. Может, для того и произошел тот несчастный случай – если уж в жизни все имеет смысл, как утверждает Малу. Я не хотел, чтобы она взрослела, не хотел прислушаться к ней, и потребовалась долгая вынужденная разлука, чтобы я понял, до какой степени не даю ей вздохнуть. Осознание идет своим путем. И хотя бывают осечки, все же кислород я ей больше не перекрываю.
Ванесса повернулась на другой бок, предварительно пожелав мне доброй ночи и поцеловав в лоб. Я обнял ее, она прижалась потеснее, уперев свои холодные ягодицы мне в живот, как круглый кусочек пазла, который нашел свою выемку. Правда, у Ванессы теперь появился другой подходящий ей кусочек.
Вот если бы Джульетта оказалась тем кусочком, которому не хватает именно меня. Должен же и я найти кого-то, чтобы составить нечто целое.
Засыпаю, думая о ней.
Где она?
Что делает?
Ждет ли меня?
Она спасается от волка…
Когда солнце встает дважды
Я спала как убитая. Свинцовым сном. А может, чугунным – как целая Эйфелева башня.
Плетусь умыться, чтобы выглядеть хоть чуть-чуть поприличней. На дворе еще ночь, и вся гостиница наверняка спит. Может, звук льющейся воды разбудил постояльцев из соседнего номера. Ну и ладно. Они же шумели вчера допоздна, когда вернулись с вечеринки и хохотали во все горло в коридоре.
Гостиница стоит в начале главной улицы. Я выхожу через боковую дверь – ее специально не запирают на ночь – и направляюсь к рыбной лавке Александра. Свежий воздух действует на меня невероятно успокаивающе. Я надежно укутана, так что он проникает в меня только через дыхание и дарит ощущение внутренней свежести, обновления. Я глубоко дышу, широко раскрыв рот, чтобы как можно полнее впитать в себя это дуновение жизни. Кажется, даже голова закружилась. Только что прошел дождь, наверно настоящий ливень, и запах отмытого мира восхитителен. На востоке небо вроде бы очищается, что обещает прекрасный восход солнца над Дан д’Oш[30]. Издалека я вижу свет. Кажется, он горит уже довольно давно. Да уж, никто не скажет, что они отлынивают от работы. Александр с отцом спят живительным сном моряков: коротким, но эффективным.
Я заранее радуюсь встрече. Знаю, что мне она будет во благо. И восхищаюсь их мужеством и великодушием.
За шестьдесят лет, что он занимался своим ремеслом, отец Александра навидался всякого. Тело серфингиста, исчезнувшего лет восемь назад, вдруг оказалось в его сетях – и тело это сохранило подобие формы только благодаря синтетическому комбинезону. Или нечто вроде мумии, которую нужно скорее поднять на борт и отвезти в порт, к семье, к возвращению в достойный вид – иногда чтобы дать вдове возможность получить наконец наследство покойного и пристойно растить его сирот, до того не имевших доступа к имуществу отца, объявленного всего лишь отсутствующим. Нет тела – нет смерти. Или когда приходится извещать вдову коллеги, что машина ее мужа по-прежнему в порту, а лодка найдена – пустой.
