Колыбельная виски - Стиви Дж. Коул
Хватаю телефон и пишу Ною:
«Ты занят?»
Десять процентов выживаемости.
Я ничего не могу сделать, чтобы изменить это. Ни одной вещи. Как бы нам ни хотелось притворяться, что мы контролируем свою жизнь, это не так. Контроль — это красивый фасад, которым мы прикрываемся каждый день, потому что, когда вы действительно принимаете, что вы не отвечаете за свою собственную судьбу, это заставляет вас чувствовать себя в ловушке.
Десять процентов выживаемости.
Ложусь на кровать и смотрю на мерцающие в темноте звезды, думая о той ночи, когда мы с Мэг приклеили их к моему потолку. Это было летом после шестого класса, и накануне вечером она впервые поцеловалась в боулинге в Алекс-Сити. Воспоминания. А потом я думаю, что, по крайней мере, у меня будут воспоминания, когда мама уйдет… Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить все, пытаясь выжечь в своем мозгу счастливые воспоминания о Рождестве и фейерверках, семейных пикниках, поездках на пляж. Я очень боюсь, что каким-то образом потеряю и их тоже. В ловушке. Сажусь, проводя руками по лицу. Я не хочу оказаться в ловушке. Я хочу чувствовать себя в безопасности.
Стук. Стук. Стук.
Смотрю в сторону окна и вижу Ноя, сидящего верхом на ветке дерева. Сочувственная улыбка приподнимает один уголок его губ, когда я подхожу и открываю окно.
Ной подает мне руку, и я, поставив ногу на карниз, быстро вылезаю в окно. Он прижимается спиной к стволу и притягивает меня к своей груди, уткнувшись лицом в мою шею.
— Ты в порядке? — Его рука легла мне на грудь, и я хватаюсь за его предплечье.
Я чувствую спокойствие. Безопасность. Больше не чувствую себя в ловушке.
— Нет, — выдыхаю я.
Ной целует меня в макушку, и я прислонилась к его плечу.
— Хочешь поговорить об этом?
Я отрицательно качаю головой.
— Просто обними меня.
Есть что-то освобождающее в том, чтобы сидеть в темноте, в крепких объятиях Ноя. После нескольких минут молчания он отводит мои волосы в сторону.
— Я все еще не спел тебе твою песню.
Я улыбаюсь.
— Спой сейчас.
Летняя жара окутывает нас. Ной глубоко вздыхает, прежде чем начинает напевать мне на ухо мелодию.
— Мой взгляд прикован к ней и к этому платью до колен. Дьявол сказал, что она слишком хороша для меня, он старается изо всех сил. — Закрываю глаза и закидываю ногу на ветку, растворяясь в нем, пока он поет. Мелодия медленная и нежная, и когда Ной доходит до припева, слезы застилают мне глаза. — Милая девочка, о, моя милая девочка, какое обещание для этого потребуется? Чтобы сохранить твою улыбку, твои поцелуи, твои прикосновения? Милая девочка, о, моя милая девочка, не позволяй мне подвести тебя.
У меня так сдавило грудь, что я едва могу дышать. Разворачиваюсь на ветке так, как только могу, и целую его. В этот момент мне кажется, что музыка — это его способ говорить то, что он не может сказать. Я верю, что он любит меня. Как бы безумно это ни звучало, я знаю, что люблю его. Я люблю его, потому что не беспокоюсь о том, что говорю или делаю, мне не нужно притворяться рядом с ним. Так много людей обещали быть рядом, и он единственный, кто действительно поддерживает меня.
Мы остаемся на дереве до тех пор, пока ночное небо не становится темно-синим, а затем светло-розовым и оранжевым от восхода солнца. Ласточка села на одну из веток, напевая, и Ной двигается позади меня.
— Как думаешь, сколько людей тратят время на то, чтобы полюбоваться восходом солнца? — спрашивает он.
— Даже не знаю.
— Это ужасно, знаешь ли. У нас так много возможностей увидеть восход солнца.
— Ты умнее, чем показываешь.
— Нет, просто мой разум не забит кучей бесполезного дерьма. — Ной проводит пальцами по моим волосам. — Мне нравится смотреть на восход солнца с тобой.
— Мне тоже.
— Ладно, красотка, я лучше пойду и займусь работой. — Он целует меня в щеку, прежде чем выскользнуть из-за моей спины, ухватиться за ветку и опустится на землю. — Увидимся позже. — Ной подмигивает мне.
Я смотрю, как он идет через двор прямо к папиной мастерской, а потом залезаю обратно в окно и забираюсь в постель.
Солнце уже взошло. Я не боюсь заснуть.
Было уже три часа, когда я в панике просыпаюсь. Что-то, должно быть, испугало меня, потому что я вскакиваю на постели, хватая ртом воздух и хватаясь за грудь, где бешено колотится сердце. Как только одеваюсь, иду проверить маму. Она спит, и я спускаюсь на кухню.
В воздухе витает свежий аромат лимонной полироли, и я вхожу в тот момент, как папа вытирает кухонный стол.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он, когда я пересекаю кухню.
— Да. Просто не могла уснуть прошлой ночью. — Достаю из холодильника бутылку воды и йогурт.
— Понимаю. — Он выдвигает стул и садится, барабаня пальцами по столу. — Я и сам не очень хорошо спал. — В его голосе слышится напряжение, но я не придаю этому значения, просто беру ложку из ящика стола и сажусь напротив него, чтобы съесть свой йогурт.
Сую ложку с йогуртом в рот, в то время пока мой взгляд падает на окно позади стола. Я вижу, как Ной и Бо работают в поле.
— Ной — хороший парень, — Папа вздыхает. — Но, пожалуйста, скажи мне, что ты не станешь встречаться с ним.
— Я… — Опускаю ложку в стаканчик с йогуртом. — Мы просто... — Кто мы друг другу? — Мы просто друзья.
— М-м-м. — Папа сжимает губы в жесткую линию, и снова барабанит пальцами по столу. — Твоя мать думает иначе.
Он пристально смотрит на меня и медленно, неодобрительно кивает, как обычно делал, когда ловил меня на лжи.
На секунду я снова чувствую себя маленьким ребенком, когда боялась, что подведу его.
— Ханна, он недостаточно хорош для тебя…
И вот так это трепетное чувство
