Проще, чем кажется - Юлия Устинова
— Перестань. Мы же отдыхать приехали, — выдыхаю ей в шею. — Выспалась?
— У меня даже слюни текли, — сознается, положив голову мне на плечо.
— Я наблюдал, — подкалываю.
— Мась, я голодная.
— Иди умывайся. Сварю кофе.
Послушно кивнув, Маня идет выполнять утренний туалет. А за завтраком снова вздыхает:
— Ну вот. Мы с тобой, как пенсы, Мась. Сбежали из города, чтобы спать.
— Это кто тут пенс, а? — смеюсь.
— Я, походу.
— Ты просто устала. У тебя дебильный график, реально. Я бы давно психанул. Ты даже в воскресенье почти не отдыхаешь.
— Ну если такое расписание, — пожимает плечами. — А на следующей неделе с Челябинск ехать, — про конкурс, куда поедет Саня и еще два ученика напоминает.
— Сам вас отвезу.
— Хорошо, — сделав глоток кофе, кивает. — Можно было на «Ласточке», но с детьми и с инструментами мотаться через весь город…
— Сказал же, что отвезу, — даю понять, что дело решенное.
— Хорошо, что воскресенье, и ты свободен.
— Я бы тебя в такую даль одну не пустил за рулем.
— Я знаю.
После завтрака Маня детям звонит, потом наводит порядок, и мы в лес собираемся.
— Какой запах, Максим! Ты слышишь? Как же тут хорошо осенью! — с детским восторгом сообщает.
Мы выходим на тропинку, ведущую к лесу, через заднюю калитку со стороны огорода, где летом тесть с тещей выращивают овощи.
— В Лебедином все сезоны хороши, — обняв жену, теснее к себе прижимаю. — Уникальное место. Его бы в ЮНЕСКО.
— Согласна.
— Хочу беседку летом во дворе поставить. И мангал новый заказать, — откатываюсь к более насущным вещам.
— Опять стройка, — в голос стонет Маня и разражается пылкой тирадой: — У тебя каждое лето грандиозные планы! Я еду сюда, чтобы слушать пастораль, звуки деревенской жизни! Как петух кукарекает. Как сверчки поют. Как жужжат пчелы. Как табун вечером возвращается… А ты, блин, со своим лобзиком и пилой вечно насилуешь мои нежные уши!
— Хочешь деревенской жизни, давай я тебе корову куплю? Или пчел разведем.
— Пчел я боюсь. А говядину, Максим Сергеевич, будьте любезны, только в виде стейка.
— Сейчас погуляем и будет тебе стейк.
Нагулявшись в лесу и надышавшись терпкими осенними ароматами, возвращаемся домой. И я признаюсь жене, что без детей, оказывается, отдых какой-то странный… Будто чего-то не хватает… И даже скучно, что ли. Маня говорит, что чувствует то же самое.
Но к вечеру, когда мы с ней уже выпили вина и занялись любовью — долго, медленно и со вкусом, оба сходимся во мнении, что иногда выходные без детей — все-таки тема.
Ведь когда еще я могу попросить мою прекрасную талантливую супругу сыграть для меня в одиннадцатом часу вечера?
— Сыграю для мужа, конечно… — улыбается в ответ на мою просьбу. — Но если я себе прищемлю соски, — смеется, когда аккордеон ей на бедра опускаю, — я тебя им укокошу.
— Нет. Не укокошишь. Ты слишком нас любишь.
— Ну так-то да.
Абсолютно обнаженная Маня играет для меня вальс. Тот самый, под который мы на свадьбе танцевали наш первый танец.
— Мань, ты… как обычно… До мурах, — делюсь с ней своими ощущениями, едва смолкают последние ноты. — Иногда думаю, что сильнее, как в этот раз уже не будет. И каждый раз ты меня покоряешь.
— Это же Таривердиев и тихое сияние его гения, — как всегда, скромничает любимая.
— Это твое сияние, Мань, — вспоминаю, как надо дышать. — Ты это… Всегда — ты.
