Татьяна Тронина - О голубка моя
Доктор, который наблюдал друга, сказал: либо ортексин поможет Егору в течение строго определенного времени – двух-трех недель, – либо нет. И тогда уже ничего не поможет.
Юрий и Тая надеялись, конечно, только на лучшее. Тая почти не отходила от Егора, а Юрий появлялся временами, когда мог, обычно вечером.
Тогда они сидели у постели друга молча, обычно молча, лишь иногда шепотом переговариваясь о самом необходимом. Иногда появлялась Дарья, старшая сестра Таи. Настороженно смотрела на Юрия и отводила Таю в сторону. О чем-то беседовала с той взволнованно и строго.
Из горла Егора вынули трубку, он теперь мог дышать самостоятельно.
А в конце второй недели, как раз именно в тот момент, когда они были вдвоем, Юрий и Тая, и сидели рядом, Егор – очнулся.
У него вдруг дрогнули ресницы, с трудом приоткрылись глаза. Показалось? Нет.
– Егор. Очнулся. Слышишь, он очнулся! – едва сдерживая ликование, воскликнул Юрий.
Но Тая сама все видела – она метнулась к Егору, наклонилась над ним, осторожно его поцеловала.
– Тая… – Голос у Егора был слабый, дрожащий. – Тая, ты даже не представляешь, что сейчас было!
– Я знаю! Только это не сейчас, ты уже несколько дней, даже недель…
– Нет, нет, я не про то. Тая, все хорошо. Ты даже не представляешь, как все хорошо… – бормотал Егор возбужденно.
– Все очень хорошо. – Тая осторожно прижалась щекой к плечу Егора. Кажется, она ничего не замечала и в первый раз забыла о том, что рядом он, Юрий. Она в этот момент словно растворилась в Егоре, и лицо у нее… светилось, что ли. В первый раз Юрий такое видел – как лицо человека может светиться от радости.
– Тая, я все беспокоился за Лидусю, а зря… Она с мамой. Мама, моя мама, понимаешь, так вот, моя мама за ней приглядывает сейчас. И маме хорошо – она же с Лидусей теперь.
– Егор, не надо… – сдавленно произнесла Тая.
– Это правда. Я их видел! – ликующим голосом перебил Егор. – Я их не узнал сначала. А потом вспомнил, что мама в черный цвет однажды покрасилась. Когда я учился в пятом классе. И пальто у нее такое же было… Я забыл об этом. А тут увидел ее и вспомнил. Все хорошо. Все очень, очень хорошо… И Лидусю я узнал! Ей сейчас семь, как раз первоклашка…
«Он с ума сошел!» – с тоской подумал Юрий.
– Юрка, друг, и ты здесь! Как же все хорошо! – ликовал Егор. – Если бы вы знали, как я счастлив, как я вас всех люблю!
Но тут пришел доктор, Егору сделали укол, Юрия с Таей выгнали из палаты.
Потом доктор вышел в коридор и объяснил ошарашенным Юрию и Тае, что реакция Егора нормальна. Что часто больные, очнувшись, ведут себя вот так, странно и говорят странные вещи, словно не владея собой, своими эмоциями. Но потом, со временем, это проходит.
Наоборот, сейчас надо радоваться тому, что лекарство подействовало и Егор пошел на поправку.
– Пусть он спит, это уже не кома, а сон. А вы пока отдохните, братцы, – добродушно посоветовал доктор. – Все равно я вас в ближайшие часы к пациенту не пущу, ему покой нужен.
Юрий взял Таю под руку, повел ее за собой.
– Куда ты меня ведешь?
– В кафе. Тут через дорогу есть кафе. Надо перекусить, я считаю.
– Значит, все хорошо? До сих пор не могу поверить, что он очнулся. – Тая осторожно освободила руку, провела ладонями по своему лицу.
– Ты как будто не рада, что Егорка очнулся!
– Я рада. Очень. Но я немного испугалась. Когда он о Лидусе вдруг заговорил…
– И что? Мало ли что Егору в коме привиделось!
– Он очень переживал из-за Лидуси. Переживал, что не смог ее защитить. Он не просто переживал. Он буквально изводил себя. Он и к этим Шевкуновым поехал, потому что… – Она не договорила, махнула рукой.
Юрий с Таей вышли из больницы на оживленную улицу. Было уже темно, но воздух – теплый, весенний, пах свежей, только что распустившейся зеленью. Огни вокруг, поток машин. Город жил своей жизнью.
Тая остановилась и разрыдалась неожиданно. Все-таки ее нервы не выдержали.
– Ну что ты. – Юрий обнял ее. – Ну что ты…
Он ведь почти забыл о ней. О том, как ее присутствие рядом тревожит и волнует. Он старался подавить в себе все эти воспоминания о том времени, когда они сидели вместе в палате Егора.
Но именно сейчас Юрия тоже словно прорвало.
С какой-то мучительной нежностью он теперь обнимал Таю, проводил ладонью по ее затылку. Прижимал ее к себе изо всех сил.
И испытывал острое желание – то самое, которое, казалось, почти потерял.
– Нет. Перестань. – Тая оттолкнула его. – Не надо.
– Прости. Прости, я не нарочно.
– Все в порядке. – Она нашла в себе силы улыбнуться.
– Ты не бойся, я не буду тебе надоедать. Когда Егор совсем выздоровеет, я исчезну.
– Господи, какой же ты дурак! – Тая смахнула слезы со щеки, рассердилась. – Я не хочу вашу с ним дружбу рушить.
– Я буду встречаться с Егором где-то на другой территории, ладно. Тебе на глаза я постараюсь не попадаться. Я вот думаю: может, я тоже должен ему признаться?
– В чем? Ничего же не было.
– Но я вел себя как свинья. Тогда. Егор мне сказал про Марьяну, и я ему – тоже скажу… О том дне, десять лет назад, когда ты заперлась от меня в ванной, а я, пьяный дурак, ломился… Мы теперь с ним квиты. Мы на равных с ним, понимаешь? Оба мерзавцы и оба раскаялись, понимаешь?
– Нет. Нет, пожалуйста. Ничего ему не говори.
– Но почему?
– Нет, – отрезала Тая.
– Почему?
– Нет!
– Почему? – настаивал Юрий.
Но Тая не стала ничего объяснять, не захотела.
Они поужинали вместе. Молча, старательно уписывали за обе щеки все то, что заказали – у обоих оказался зверский аппетит. Тая была такой смешной и милой, когда ела. Наверное, это высшая степень приязни, принятия другого человека – когда тебе нравится, как ест тот, кого любишь.
Когда не любишь – в человеке раздражает все, даже подобные мелочи. Как ест человек, как говорит, как ходит…
Марьяна бесила Юрия по любому поводу. Раздражали всякое ее слово, движение, голос, интонации…
– Я боюсь, он не простит тебе, – вдруг, не глядя, обронила Тая. – Поэтому ничего не говори Егору про нас.
– Ничего же не было.
– Не было, но он начнет сомневаться, приглядываться. Он заметит, как ты относишься ко мне. Он тебе теперь всем обязан. Ты же спас его, понимаешь? – Она подняла голову, взглянула Юрию в глаза.
– И что?
– Не надо. – Она покачала головой. – Мы все многое скрывали друг от друга, сплошные тайны мадридского двора… Теперь кажется, что обо всем надо говорить. Но нет. Обо всем, но только не об этом. Я не знаю, как это объяснить, но рушат отношения не только тайны, но и подобные откровенности. Это уже в другую сторону перекос. Егор очень ревнивый, я знаю. Он тебе может не простить. Несмотря на то что обязан тебе по гроб жизни.
