Измени мне, любимый! - Иоанна День
Шопинг?
Пишу в чат Игнатию: “Если сердце в смятении, ум требует отмщения и компенсаций, а перед глазами много рекламы и скидки — шопинг это же не смертельно для вечной души?”
“Только если пришлешь фоточки из примерочной!” — ответ приходит моментально, как будто сидел и ждал, что я ему напишу.
А он точно мой психотерапевт?
Погружаюсь в бутиковое распродажное безумие, но между примерками и консультациями стилистов меня все-таки накрывают флешбэки с той самой “неформальной” встречи с Олегом в отеле Ангелины, на которую повышается слюноотделение у моего адвоката.
Это был последний раз, когда мы были так близки с моим стриженным блондином.
Ямпольский там был и в какой-то момент исчез — но что он успел увидеть? До сих пор он ни разу не вспоминал о той встрече, когда мы с Олегом должны были все обсудить, но наши тела предпочли пообщаться на другую тему.
Может, правда, должно пройти время — много времени — чтобы я уже так на него не реагировала.
Даже эти воспоминания мне не даются просто так. На блондина — стоит его представить — реагирует сразу все: и мысли, и чувства, и память тела включается.
Вот прям сейчас покалывает пальцы — так обычно они откликаются, когда я глажу его стриженый затылок.
А теперь сердечко затрепетало, потом пропустило удар и начинает биться быстро и шумно.
Ну вот и галлюцинации подъехали на фоне моей озабоченности — знакомый стриженый затылок промелькнул в толпе. А, нет, просто парень так похож…
А вот и не похож. И не парень. И не галлюцинации.
— Алеся, пойдем выпьем кофе, пока наши адвокаты мерятся высотой своих папок с документами.
Глава 53
Если в его голосе появились ворчливые интонации, значит решение он уже принял.
Как будто он сам на себя немного обижается за то, что выбор сделан — и выбора больше нет. И таким ворчанием эту обиду самому себе высказывает.
Я всегда сразу различаю это его состояние именно по голосу. Тембр опускается ниже, а на выдохе появляются такие родные скрипучие ворчливые нотки.
Так он ворчал, когда принял решение отказаться от уже звездной карьеры на всероссийском спортивном телеканале в пользу развития своего Пилот-медиа. Так поскрипывал, разъясняя мне, почему он распродает свою коллекцию ретро-мобилей. Ну и еще могу назвать с десяток случаев, когда решения были приняты. И мосты сожжены.
Кофе я пить не стала — заказала любимый Текила-санрайз. А уже не мой стриженый блондин ждет третью порцию эспрессо, щурится на солнце и своим бархатным, припосаженным на пол тона ниже баритоном убеждает меня, почему в этом году нужно обязательно идти на джазовый фестиваль.
— Нуда-нуда, по прогнозам будут дожди. Но когда они — эти прогнозы сбывались? Поэтому — планируем и идем.
А в это время наши адвокаты на одиннадцатом этаже бьются — каждый за свою правду. И договариваются о том, быть разводу или не быть.
Но как бы в этот момент не нагибали друг друга наши адвокаты, главное решение сейчас должны принять мы.
И эта история не закончится, пока мы с ним не поговорим. И — не о джазовом фестивале.
— Правда или действие? — вопрос мне прилетает внезапно.
Наша любимая игра — простая по форме, но часто очень нервная по содержанию. Возможно, наш единственный шанс. Поговорить.
Хоп, мой кареглазый блондин, давай поиграем!
— Правда! — выбираю быстро и выпиваю махом полстакана подсвеченной кровавым гренадином текилы.
Олег хищно втягивает носом воздух, порции полторы от обычной нормы, задерживает дыхание и на нерве выдает:
— Когда ты первый раз переспала с Батуриным?
Вот как, любимый, значит — даже не сомневаешься, что у меня с Петром уже все было? Ну и какое ты тогда мог принять решение — с такой-то самооценкой?
— Никогда. Я с ним не спала. — вижу как он дернулся к телефону, потом как-будто собрался встать, потом опять к телефону, но передумал.
Просто смотрит мне в глаза. Довольный.
Соберись, любимый. Слушаем друг друга, отвечаем друг другу и не врем!
Ну что ж, теперь моя очередь:
— Правда или действие?
— Правда — Олег внимательно разглядывает трещины на итальянской напольной плитке, ждет вопрос.
— Когда ты собирался мне рассказать, что у тебя есть сын?
— Все это время. Долбанных три года. Но как я это мог сделать, Леся? Как? Рассказать так, чтобы поберечь тебя. И сберечь тебя для себя.
Он замолкает, наконец отрывается от изучения плитки и глядит на меня своими, на самом деле, карими — а сейчас совсем бездонными и черными глазами и добавляет:
— Я постоянно придумывал этот наш разговор — когда еще он не родился. Выбирал, когда лучше рассказать — с утра, за завтраком? Или вечером лучше, после ужина? А еще как трус ждал, что может быть — добрые люди расскажут? Потому что у меня нужных, правильных слов не было.
Ну, да уж, какие уж тут слова будут правильными?
Живо представила, как Олег наливает мне утречком кофею с кардамоном и, откашлявшись, говорит: “Да, Леся, тут такое дело — у меня сын родился! Можешь засунуть в любое свое прекрасное место пятнадцать лет совместных хождений по врачам — и поздравить меня! Я теперь — отец. Но вот мать — не ты”.
Я улыбаюсь — жизнь щедра и часто исполняет желания — надо только не забывать их загадывать… Собственно, приблизительно так как хотел Олег — так и получилось: утром, после завтрака добрые люди прислали с курьером конверт.
Мой пока еще муж теперь шумно выдыхает. И как будто легче ему стало — лицом посветлел, щурится опять приветливо и снова ко мне с вопросом.
— Правда или действие?
— Правда, давай жги.
— Что ты сказала Владе — там, в зимнем саду, в казино?
— Владе?
— Ну, моей… то есть матери моего сына.
— Чтобы она никогда больше не подходила ко мне и что меня теперь не касается ничего, что связано с тобой. Ну а с ней мне просто не о чем говорить. Совсем.
Олег слушает и кивает головой, соглашаясь — то ли с моими словами, то ли с какими то своими мыслями.
А я вспоминаю наш разговор в зимнем саду, и как она потом выхватила у меня сумку на подземной стоянке. И как сама же призналась.
Девочка, конечно, с фантазией и потенциалом. И вроде тут Олега можно и пожалеть, но, с другой стороны — скучно не будет.
