Дом из пепла и стекла - Силла Уэбб
Нико направляется к барной стойке. Я наблюдаю, как он наливает бренди, затем добавляет сахар, лёд, 7Up20 и апельсиновые дольки. Протягивая мне напиток, он наблюдает за тем, как я делаю неуверенный глоток. Я чуть не поперхнулась. Боже, какой крепкий.
— Выпей, — он приказывает.
— Что это? — я скорчила гримасу.
— Старомодный коктейль. Только с бренди, а не виски. Это поможет.
— Почему она шокирована? — спрашивает Иветта, уже оправившись от своего минутного волнения.
— Иветта, чем меньше ты знаешь, тем лучше. Если мои враги или друзья Павла придут сюда в поисках людей для опроса, поверь мне, ты не захочешь оказаться по другую сторону допроса.
Она размышляет об этом, пока я потягиваю свой напиток.
— Конечно, если меня будут допрашивать, лучше знать, чтобы иметь информацию, которую я могу дать?
— Тебя не будут допрашивать, потому что ты женщина, ясно? Мы не рассказываем нашим женщинам всякую ерунду, чтобы они не стали мишенью для подобных вещей.
— О, хорошо. Если я не буду допрошена, то ты можешь рассказать мне. В конце концов, это касается моей дочери. Я должна знать.
— Всё, что тебе нужно знать, это то, что если ты сейчас же нахрен не заткнёшься, то я подойду к тебе, свяжу и заткну рот, — он смотрит на Иветту, делая медленные, расчётливые шаги к ней. — Павел облажался. Павел исчез. Навсегда. Я дал тебе обещание и сдержал его. Сейчас я дам тебе другое. Если ты будешь продолжать давить на меня, то следующим, кто примет мой гнев — будешь ты, — Нико наклоняет голову оценивая ее. — Испытай меня, Иветта. Я открою тебе рот с такой силой, что сломаю твою гребаную челюсть. А потом засуну тебе в рот твои грязные трусики, чтобы ты задыхалась от кляпа, пока будешь составлять компанию всем паукам в промозглой темноте подвала.
Её глаза расширяются.
— Ты не посмеешь, — её голос тихий и ошеломлённый.
— Он бы так и сделал, — отвечает Рената, её тон ровный и скучающий. — Я бы не советовала на него давить.
Я потягиваю свой напиток и отключаюсь от разговора, который происходит вокруг меня. Мой разум в приятном сне, но я чувствую себя странно. Холодно. Одиноко. Так одиноко. Окружающий мир как будто отступил, все и вся оказались за толстым стеклом, где я не могу до них дотянуться.
Всё это так странно и напоминает мне о том, как умерла моя мать. Шок. Оцепенение. После этого наступают американские горки эмоций. Страх, паника, печаль и депрессия. Хотя эти американские горки не сравнятся с потерей любимого человека. Я не буду оплакивать Павла. Но меня будет снедать страх, а ужасные воспоминания о нападении на Павла будут мелькать в моей голове, словно плёнка фотоаппарата, застрявшая в кадре.
— Мне нужно в душ, — говорю я. Мой голос удивительно ровный.
Нико поворачивается ко мне.
— Ты в порядке?
— Всё нормально.
Я стряхиваю с себя озабоченное прикосновение к руке и одним махом выпиваю оставшийся напиток. Выходя из комнаты, я слышу, как Рената говорит:
— Впечатляет. Эта девушка может быть одной из нас.
— Нет, не может, — тяжело отвечает Нико.
Их голоса раздаются в спёртом воздухе, пока я поднимаюсь по лестнице с тяжёлыми ногами. Оказавшись в своей спальне, я захлопываю дверь и раздеваюсь. Под тёплыми струями душа меня начинает бить озноб. Сначала это колючие мурашки, но вскоре переходит в дрожь. Я сползаю на пол и обхватываю руками колени.
Я ударила ножом человека.
Ощущение, когда лезвие проходит сквозь мягкую человеческую плоть, — это не то, что я хотела бы испытать ещё когда-нибудь. Я ударила ножом человека.
Потом Джеймс выстрелил в него. Боже мой, он застрелил его. У него есть пистолет. Это не нормально в нашей стране. Люди не носят оружие. Мой страх перед людьми в этом доме повышается. Я понимаю, что мои наивные мысли об укрощении и контроле Нико могли привести меня к гибели.
Они преступники. Холодные, бессердечные, жестокие.
Приняв душ, увлажнив и высушив волосы, я забираюсь в постель. Сон настигает меня сразу же, как только моя голова касается подушки.
*****
Лунный свет проникает во тьму моей комнаты, когда я просыпаюсь. Я смотрю на свой телефон, лежащий на тумбочке, и вижу, что уже почти три часа ночи. Я натягиваю одеяло на лицо и снова отгораживаюсь от мира. Я ворочаюсь и не могу уснуть. У меня болит горло, жжёт, будто я подхватила вирус, или плакала весь день. Я лежу на боку и до рассвета смотрю, как ночное небо угасает. Я не спускаюсь вниз даже когда наступает утро. Не чищу решётку, или статуэтки. Не ем. Около полудня я прокрадываюсь на кухню через заднюю дверь, заглядываю внутрь, чтобы убедиться, что никого нет. Я беру банан и большую бутылку воды и возвращаюсь в свою комнату.
Мне удаётся съесть только половину банана, желудок сводит от тошноты. Всё ещё чувствуя холод, я принимаю ванну. Обжигающе горячая вода облегчает напряжение в моих болящих мышцах. Каждый дюйм моей плоти ощущается ушибленным и болезненным, хотя мне ещё предстоит осмотреть повреждения, чтобы определить, есть ли какие-либо доказательства. Как только вода остыла, я вылезаю из ванны и аккуратно вытираюсь. Я наношу на кожу роскошный увлажняющий крем, а затем мажу запястья и шею крошечным кусочком драгоценного твердого ароматного масла. Я стараюсь, чтобы этот драгоценный блок аромата продержался как можно дольше, но мне нужно, чтобы меня окружало что-то от моей матери.
Мой разум разрушен, видения Дейзи, подвергшейся нападению Павла, повторяются, жестоко атакуя мою память. Глаза Дейзи выпучены, лицо красное. Я чувствую, как нож плавно входит в кожу, словно я разрезаю торт. Я вздрагиваю и обхватываю себя руками.
Я беспокоюсь за Дейзи. Она, должно быть, травмирована. Мне нужно пойти к ней, но я не могу никому показаться на глаза. Я заползаю в кровать и натягиваю одеяло на лицо, внезапный холодок страха пробирает меня по позвоночнику, тревога захватывает меня, высасывая дыхание прямо из легких. Я зажмуриваю глаза, чтобы побороть наступающие слёзы, и пытаюсь замедлить дыхание.
В какой-то момент я, должно быть, уснула, и пугаюсь, когда кровать прогибается возле меня.
С моих губ срывается непрошеный крик, и грубая мозолистая рука захлопывает мне рот.
— Это я, — негромко говорит Нико.
Знание заставляет меня захотеть кричать ещё больше.
— Ты провела в этой постели всю ночь и день? — недоумённо спрашивает он. Дыхание сбивается в моей груди. — Сегодня утром ты не почистила решётку, дно плиты, или статуэтки.
Его взгляд смягчается, когда он изучает меня, и его рука медленно
