Избранная грешником - Мишель Хёрд
По подпольным каналам, как лесной пожар, распространился слух, что Мария так же опасна, как и ее родители. Она быстро завоевывает уважение в криминальном мире.
До этого ее воспринимали только как избалованную дочь Алексея Козлова, но теперь она заявила о себе.
Очень надеюсь, это означает, что никто больше не попытается на нее напасть.
Я также попросил Виктора распространить новость о том, что она замужем за мной. Я хочу, чтобы каждый подходящий ублюдок знал, что Мария – моя жена.
— Готов? — Спрашивает Виктор. У него на поясе две светошумовые гранаты, в правой руке пистолет-пулемет, а в левой – его любимый Glock.
— На этот раз оставь одного из мужчин в живых, — напоминаю я ему.
— Да-да.
Я бросаю взгляд на Николаса, Лиама и Габриэля, которые готовы к выходу. Они собрали целую армию, охраняющую их жен.
— Проверьте наушники, — инструктирую я. Когда все кивают, я засовываю свой Heckler & Koch за спину, беру пистолет-пулемет и Baretta. — Давайте убьем несколько гребаных тараканов.
Мы покидаем наше офисное здание и, образовав колонну, преодолеваем короткое расстояние до Пасадены.
Мы не утруждаем себя тайным приближением, когда останавливаемся с визгом шин перед типичным пригородным домом. Выпрыгивая из G-Wagon, я знаю, что мне не нужно проверять, будет ли кто-то сзади меня, когда я бегу к входной двери, зная, что другие мужчины прикрывают мою спину.
Как только я направляю ствол своего пистолета на входную дверь, то замечаю, как Виктор огибает дом со стороны черного хода на случай, если какой-нибудь ублюдок попытается сбежать.
Я нажимаю на спусковой крючок, срывая замок. Дерево вздрагивает и скрипит, когда дверь открывается. Перекинув ремень пистолета-пулемета через грудь, я поднимаю обе руки и, держа Baretta перед собой, осторожно вхожу в дом.
Где-то сзади раздается стрельба, затем в наушнике раздается голос Виктора.
‘Я внутри. Двое убиты’.
— Не убивай их всех, — снова напоминаю я ему.
‘Да, сэр,’ — усмехается он.
Мужчина частично показывается в дверном проеме, видна только правая сторона его тела. Я делаю два выстрела, один в его бедро, а другой в плечо. Он, пошатываясь, прислоняется спиной к дверному косяку, затем сползает на свою задницу.
Когда он тянется левой рукой за пистолетом, я делаю еще один выстрел. Пока он кричит от боли, вызванной пулей, пробившей руку, я отбрасываю его оружие.
Николас, Лиам и Габриэль проходят мимо меня, чтобы обыскать остальную часть дома, а я приседаю перед этим ублюдком.
— Ты теряешь много крови, — бормочу я.
Он прислоняет голову к дверному косяку и пытается выглядеть бесстрастным, но его черты искажены болью.
— Где Кастрати?
— Не знаю, — бормочет он.
Я прижимаю дуло своего пистолета к его лбу.
— Где Кастрати?
Ублюдок смотрит мне в глаза.
— Отъебись.
Я нажимаю на курок, и когда его подбородок опускается на грудь, поднимаюсь на ноги и возобновляю поиски следующего албанского ублюдка, который, надеюсь, заговорит.
Виктор входит в дверной проем, бросает один взгляд на мертвое тело и качает головой в мою сторону.
— И мне не позволено убивать. Так нечестно, блять.
Я усмехаюсь, когда прохожу мимо него, Виктор тем временем занимает позицию позади меня. Он повторяет каждый мой шаг, мы движемся как одно целое.
Я вижу, как Николас и другие мужчины поднимаются по лестнице, поэтому я захожу в гостиную. Повсюду разбросаны пустые контейнеры из-под еды.
— Похоже, мы прервали обед, — говорю я, убирая с дороги коробку с рассыпанным жареным рисом.
— Хреновая последняя трапеза, как по мне, — бормочет Виктор.
Мы слышим стрельбу наверху, затем пули летят со стороны столовой. Я толкаю Виктора за диван, и его задница приземляется в рис, рассыпанный по полу.
— Тебе, блять, надо было пнуть это дерьмо сюда, — жалуется он, когда сноп пуль врезается в диван, за которым мы укрываемся.
— Да, я просто знал, что через пару секунд твоя задница будет сидеть в нем.
— Это горошек? Кто, блять, ест это дерьмо?
— Сосредоточься, — усмехаюсь я.
— Точно. — Он переходит в приседающее положение, затем я показываю пальцами. — ‘Три. Два. Один’.
Мы вскакиваем и открываем огонь по албанцам. Бок о бок мы продвигаемся вперед, пока один за другим солдаты пытаются нас подстрелить.
Как только мы входим в столовую, Виктор убирает двух парней, а я стреляю третьему в колено, и он падает задницей на кафельный пол.
Я быстро наступаю ему на запястье, затем приседаю и вырываю оружие из его руки. Отбрасывая его в сторону, я прижимаю дуло своего пистолета к причиндалам ублюдка.
— Давай попробуем еще раз. Где Кастрати?
— Подожди! Подожди! — он паникует, его глаза прикованы к своему тазу.
Виктор стоит на страже на случай, если кто-то все еще прячется и решит напасть.
— Наверху все чисто, — слышу я голос Николаса. — Никакой женщины для тебя, Виктор.
— Отъебись, — ворчит Виктор, вызывая смешки у других мужчин. Он вымещает свой гнев на албанце, пиная простреленное колено ублюдка. — Начинай говорить, пока я не решил, что тебя не стоит оставлять в живых.
Чертовски теряя терпение, я кричу:
— Где Кастрати?
— Бухарест! — Дыхание мужчины учащается. — Он в Бухаресте.
— Адрес, — требую я.
Этот ублюдок бормочет что-то непонятное, но Виктор, похоже, понимает, потому что бормочет:
— Понял. — Он приседает рядом с испуганным мужчиной, которому не больше двадцати одного года. — Что нам с ним делать?
— Отпусти его, — говорю я.
Виктор недоверчиво смотрит на меня. Я жестом приглашаю его выйти из столовой, пока Николас и остальные наблюдают за албанцем.
— Ты серьезно? — Спрашивает Виктор, как только мы оказываемся вне пределов слышимости.
— Да. Мы отпускаем ублюдка и выслеживаем его.
Виктор качает головой, затем бормочет:
— Если он ускользнет от моего наблюдения, то это будет на твоей совести.
Я разражаюсь взрывом смеха.
— Как будто от тебя что-то ускользает. — Албанец ни за что не ускользнет от Виктора. Этот человек – ищейка.
Возвращаясь в столовую, я жду, пока Виктор сделает пару фотографий албанца и проверит его бумажник, чтобы легче было отследить этого ублюдка.
— Крешник Хелилай. Да, ебаный рот, — говорит Виктор.
Я жестом приказываю албанцу встать, затем киваю в сторону двери.
— Иди.
Он бросает на меня настороженный взгляд, медленно прихрамывая
