Измена. Я не сломаюсь (СИ) - Марта Макова
При этих словах мужчина громко фыркнул как настоящий лев. Даже седыми кудрями тряхнул как гривой.
51
— Львович, принимай! — Костя шумно ввалился в дверь, открыв её плечом. В руках у него была коробка, судя по напряжению, с которым Костя опускал её на пол в углу конторки и металлическому звяканью внутри, очень тяжёлая. — Всё самое лучшее, как и обещали.
Я во все глаза смотрела на него, впитывая каждое движение, каждый жест. Как напряглись жилы на шее и на кистях рук. Как пролегла складка на лбу от напряжения и усилий. Как прикусил нижнюю губу, стараясь вовремя убрать пальцы, чтобы не придавить их между полом и дном тяжёлой коробки. Как же я по нему скучала!
Костя выпрямился и, наконец, заметил меня. Какой радостью вспыхнуло его лицо!
— Агата!
Не ответить на его счастливую улыбку было невозможно. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга и сияли как два начищенных пятака.
— Привет.
— Привет.
— Я скучал. Как ты?
— Нормально. А ты?
— Без тебя плохо.
— И мне без тебя плохо.
Мы не произнесли ни слова вслух, читали всё в глазах и взглядах.
— Костик, чай будешь пить? — "дзынь" порвалась натянутая между нами струна молчаливого диалога. Аркадий Львович, кажется, даже не заметил. Засуетился, доставая из шкафчика ещё один бокал и, включая электрочайник.
Костя молча кивнул ему, но смотрел всё равно только на меня.
— Давно меня ждёшь?
— Я не жду, просто чай пьём с Аркадием Львовичем. — постаралась как можно равнодушнее пожать плечами, но улыбка выдавала меня с головой. — Сидим, болтаем просто.
— О чём болтаете? — не сводя с меня глаз, Костя на ощупь придвинул стул к нашему столу.
— Вот Агата говорит, что больше не доверяет тебе. — рубанул правду-матку Аркадий Львович. — А я предупреждал!
На секунду взгляд Кости помрачнел. Улыбка сошла с лица. Но через мгновение появилась новая — хитрая.
— Пойдём. — Костя протянул мне руку.
— Куда? — я, не задумываясь, эту руку приняла.
— Я докажу тебе обратное. — Костя тянул меня из конторки, и я с любопытством, послушно семенила за ним короткими шажками.
— Вы куда? А чай? — прокричал нам вслед Аркадий Львович.
— Потом. — отмахнулся, увлечённый какой-то своей идеей, Костя, а я только недоумённо пожала плечами и улыбнулась, удивлённому мужчине.
— Та-а-к. — Костя что-то выискивал в цеху, высматривал, ведя меня за руку. — Пойдём-ка сюда.
Мы зашли в сушильный цех. Костя прикрыл за нами дверь, отгородив нас от любопытных взглядов парней.
— Что ты делаешь? — смеялась я.
Костя обвёл взглядом просторное помещение, в котором ровными кубиками лежала на просушке древесина. Выбрав самую невысокую стопку брусков, чуть выше сорока сантиметров в высоту, подвёл меня к ней.
— Сейчас проверим одну теорию. Вставай сюда. — он помог мне забраться на неё. — Повернись ко мне спиной.
Я послушно исполнила его команду, недоумевая, что он хочет сделать. Костя отошёл на пару маленьких шагов. Я смотрела на него через плечо и улыбалась, ожидая, что же дальше.
— Стой ко мне спиной. — я отвернулась, стоя на возвышении, и замерла.
— Теперь, не поворачиваясь, падай назад, спиной на меня, я тебя поймаю.
Я повернула голову и посмотрела Косте в лицо, потом на цементный пол. От мысли, что могу приложиться об этот пол затылком, по телу пробежали мурашки.
— Н-е-ет, — протянула испуганно и попыталась слезть с этой конструкции.
— Не бойся, Агата, я тебя поймаю. — в голосе Кости была полная уверенность.
Я растерянно оглядывалась то на серый устрашающий пол, то на решительно настроенного парня.
— Я не дам тебе упасть, Агата! Верь мне.
— Костя… — жалобно пропищала — Я боюсь…
— Это вопрос доверия, Агата. Ты же веришь, что я тебя поймаю? Я лучше сам разобьюсь, но не дам тебе упасть. Смелее, Агата!
Я переминалась на брусках, не решаясь сделать то, о чём просил Костя. Страх пробирался в каждую клеточку моего тела. А вдруг? Вдруг не поймает… Промахнётся… Отступит в последний момент…
Костя не отступит! Я знала это твёрдо. В этом я была абсолютно уверена. Он не даст упасть. Но как же страшно!
Я отвернулась и зажмурила глаза.
— Готова?
Я молча кивнула, не до конца ещё уверенная, что смогу сделать это.
— Падай! — решительно скомандовал Костя.
Зажмурившись до мушек в глазах я коротко взвизгнула и качнулась назад спиной. За секунду, которую я летела в неизвестность, моё сердце успело остановиться, замереть и снова толкнулось в груди, только когда я почувствовала его сильные руки, поймавшие меня.
— Мамочки! — я не могла открыть глаза, до сих пор не веря, что всё закончилось. Мне хотелось смеяться и плакать одновременно.
Костя бережно поставил меня на ослабевшие ноги и развернул лицом к себе, крепко удерживая, чтобы не свалилась.
— Открывай глаза, трусишка. Всё закончилось. — ласково посмеивался он.
Я осторожно приоткрыла один глаз, потом второй, медленно подняла взгляд на Костю. Он счастливо улыбался, обнимая меня. Я тоже попыталась улыбнуться, чувствуя страшное облегчение, даже эйфорию.
Костя положил тёплую ладонь мне на щеку, нежно погладил пальцем скулу. Его глаза сверкали какой-то неистовой синевой. Столько в них было любви, восхищения и надежды.
— А говорила, что не доверяешь… — прошептал мне в губы и поцеловал.
Глава 52
Костя занимался своим любимым делом — рисовал эскизы к новому заказу. Я сидела на тахте, укутав ноги в теплый плед и делала вид, что рассматриваю что-то в телефоне. На самом деле исподтишка, украдкой наблюдала за ним. Костя хмурил брови, прикусывал нижнюю губу и быстро чиркал карандашом по плотному листу бумаги. Что-то штриховал резкими движениями, потом медленно и аккуратно выводил замысловатые линии, немного отстранялся, рассматривая итог, и снова увлечённо водил грифелем по листу.
В комнате было тепло и уютно. Очередной день подходил к концу. За окном был ранний вечер, но на улице уже стемнело, как и всегда зимой в Питере. Костя потянулся к настольной лампе, нажал кнопку включения, а я залюбовалась, как, под натянувшейся от этого движения тканью футболки, перекатились крепкие мышцы на спине и плечах.
— Тебе не темно? — повернулся ко мне Костя. — Если хочешь, включи верхний свет.
Мне не было темно, мне было уютно. Рабочий кабинет, который принадлежал когда-то его деду, потом отцу, и теперь Косте, был, пожалуй, единственной комнатой в большой старой квартире, где
