Предатель. Я к тебе не вернусь! (СИ) - Кира Вербицкая

Я не понимаю… ничерта не понимаю.

Они просто сошли с ума, да?…

— Она скоро проснётся, мало выпила, введи побольше через шприц. — спокойно говорит Комарова.

Да, они сошли с ума. Глаза наполняются слезами, когда я слышу, что мужчина начинает шариться в сумке.

Мне нужно что-то сделать! Хоть что-то, чтобы спастись!

Моё тело вялое от дряни, которое я выпила, но я крепко сжимаю зубы и напрягаю все мышцы, так, как только могу!

Сквозь вату во всём теле, сквозь тошноту и головокружение. Сквозь боль.

Я не позволю больше убить своего ребёнка! Не позволю!

— Весь шприц же, да? — уточняет незнакомец.

— Да. — подтверждает гадина Елена.

— Ненавижу вас! Уроды! — ору на весь салон и со всей силы бью ногой прямо в лицо сперва её мужу, а потом вскакиваю и нападаю на неё через сидение, дёргаю за волосы, а затем пытаюсь задушить.

Мышцы горят от такой встряски организма, она сильно сопротивляется, руль крутится совсем не так, как должен, мы опасно виляем по дороге, я не пристёгнута, и тянет то в одну сторону, то в другую.

Но я мёртвой хваткой вцепляюсь в горло этой гадины!

Где-то сзади от боли стонет её муж, я вдарила ему прямо по носу, что у меня тапок улетел куда-то.

— Отпусти, дрянь! — рычит она, пытается одной рукой бить меня сбоку, а другой руль держать, но я не отпускаю, рычу сама на неё, чувствую кровь под ногтями, так вцепилась ей в шею, но сил придушить не хватает, особенно сзади!

— Останови машину быстро! — ору я, но вместо этого мы съезжаем с дороги в траву, машина чуть ли не валится на бок, нас всех встряхивает, я бьюсь головой об потолок салона.

В ушах звенит, голова болит ещё больше, я чувствую кровь уже в собственном рту.

Прикусила язык и руки слабнут.

Едва слышу, как сзади на меня дёргается мужчина.

Он валится на меня и мы начинаем бороться. Телосложение у него слабое, но я всё равно не наравне с ним. Отбиваюсь руками и ногами, кусаюсь.

— Спасите! Спасите! На помощь! — голос хрипнет, горло дерет, но я умоляю о помощи, в надежде, что это хоть кто-то услышит.

Но никто не слышит.

— Чего бодаешься?! Быстро введи препарат, Стёпа! — орёт Елена.

И через секунду я чувствую резкую боль от иглы прямо в своем бедре. Он вгоняет её целиком.

Через вторую в тело моментально впрыскивается всё содержимое.

Нет! Нет! Нет!

Всё моё тело трясёт, я начинаю брыкаться ещё сильнее, бью ему по животу ногами, по лицу кулаками, пытаюсь спихнуть его с себя, но уже через десять секунд моё тело всё больше начинает слабеть.

И последнее, что я вижу, это полное гнева лицо этого Степана.

Теперь его глаза горят точно такой же ненавистью, как у его жены и дочери и со всей силы он бьёт меня по лицу.

Резкая, жгучая боль вспыхивает на всём моём лице. А дальше меня обволакивает абсолютная тьма.

40 глава (Марат)

— Какая разница, кто моя мать! Речь сейчас о другом! Марат, ты…

— Закрой рот!

Больше она не собьёт меня с толку, никогда. Ни словами, ни действиями. Ничем.

Больше никогда я не пойду у неё на поводу. Никогда!

Я снова жалел её, снова. Но теперь нет. Она не понимает по хорошему. Совсем.

Мы молчим. Но по моим глазам она, видимо, всё понимает. Что ей конец, если она продолжит.

Её телефон внезапно звонит в сумке, противная попсовая мелодия действует на меня как красная тряпка на быка, особенно когда она снова пытается сделать шаг назад.

Всего одна секунда и она пытается сорваться на бег, но уже во вторую я хватаю её. Не так жалостливо, всего лишь за ворот, всего лишь встряхивая, в надежде, что этого хватит.

Теперь мои пальцы сжимаются на её горле и сдавливают его так, что она хрипит. Снова мы смотрим друг другу в глаза, близко близко.

Но это не тоже самое, что с Лерой.

Леру я люблю, по настоящему. А эту…

Я её ненавижу.

Я хочу её на куски разорвать, если всему виной её мамаша.

Наши губы практически касаются друг друга, но не в поцелуе, мой голос низкий и злой, когда я рычу на неё:

— Елена Комарова твоя мать, да? Репродуктолог моей жены, который все завтраками кормил, что вот следующий раз точно получится прижиться эмбриону, а этот… ну не получилось. И внезапно ты говоришь, что беременна, моим ребёнком беременна. Вау, какое совпадение.

— Это правда просто совпадение! — верещит она и пытается вырваться, но сейчас у неё и шанса нет.

— Да что ты! Раз это случайность, тогда чего ты сперва соврала, а?! Я ведь и про беременность спросил, ты могла бы и тогда сказать, если это правда!

Паршивый телефон продолжает звонить, ещё и ещё. Бесит!

— Я не была уверена, что беременна, хотела убедиться и…

— Убедиться в том, что чёртов эмбрион прижился, да?! Или что?! Я бы запомнил ночь в кабинете! Это не бумажки перебрать и забыть от паршивого глотка!

— Ты думаешь, я всё это придумала?! Я говорю тебе правду! Клянусь, Марат… — Она хлопает глазами, невинно так, мокрыми ресницами, вот только в них всегда только и была фальш.

В отчаянии, когда было тяжело, грустно и одиноко, я действительно этого не замечал. Даже не узнал её по голосу, ведь особо до этого и важно не было.

Но теперь меня словно грязью пропитывает. Я и так знал, что отмыться от этого будет невозможно, но теперь это словно в тысячный раз умножилось.

Как же не повезло, что её мамаша оказалась нашим репродуктологом. Я ведь и забыл, что была такая странная девка, как Катя Комарова.

Даже совпадением это не посчитал, просто не помнил о ней.

Она ведь теперь Анжела Воронцова. Так ещё и возраст подделала, и с виду и не скажешь, что ей тоже тридцать, лицо то совсем другое, да и остальное.

Она вся переделанная, вся искусственная, от внешности, до мозгов.

— Твои клятвы ничего не стоят. — цежу сквозь зубы концентрированную агрессию, плюю ей в неё, отшвыривая от себя на асфальт так, что она валится на него, бьётся, а её сумка падает рядом.

Она раскрывается и из неё высыпаются разные бумажки. Пробегаю по ним взглядом и понимаю…

Это не документы Леры. Это документы самой Анжелы. Она ведёт беременность у своей матери. Беременность от меня… да?