Люби в тишине - Аля Морейно

- Вернёмся домой, сразу паспорт поменяешь, – говорит командным тоном, когда мы садимся в машину. – Ольга Ковалёва… Мне нравится, как звучит, – улыбается.

Я действительно его жена? Поверить в это невозможно. Отчаянно щипаю себя, чтобы проснуться, если это – всего лишь сон.

Валера садится за руль, а я снова устраиваюсь сзади. Я так устала, так сильно переволновалась в полиции, что способна выдавать сейчас только очень скудные эмоции. Неудержимо клонит в сон, но беспокойство за дочь и предвкушение встречи с ней заставляют бодрствовать.

- Подожди в машине, – коротко бросает Валера, припарковавшись возле унылого серого здания.

- Почему это? Я хочу поскорее увидеться с Алисой, – открываю дверь, намереваясь поступить по-своему и выйти.

- Потому что сейчас Петровский там закончит, и я её сразу заберу, – Ковалёв стоит на своём. – Потерпи немного. Так надо. Не усложняй.

В его голосе нет злости. Хочется довериться ему, но разум настойчиво напоминает о готовности номер один: в любую минуту можно ожидать подвоха. Моя фантазия не может придумать, чего именно стоит опасаться. Однако я уверена, что расслабляться преждевременно.

Валера уходит. Минуты тянутся медленно. За окном лето борется с осенью, отстаивая право соответствовать календарю, но неумолимо проигрывает…

Хочется солнца и тепла. Но вместо них начинает накрапывать дождь.

Неотрывно смотрю в сторону крыльца, на котором, предположительно, должна появиться моя принцесса… Беспокойство и страх неосознанно нарастают. Это наше первое длительное расставание с дочерью. Отчётливо понимаю: если её у меня заберут, то я не переживу. Алиса – не просто частичка меня, она – главный узел моего организма, поддерживающий и определяющий его жизнедеятельность…

Валера появляется с дочерью на руках. Малышка крепко держится за отца, плечики подрагивают. Задерживаю дыхание. Выскакиваю из машины и делаю несколько шагов им навстречу.

- Мама!

Когда маленькие ручки обвивают мою шею, а мокрое личико касается щеки, наконец выдыхаю…

Дочка плачет навзрыд. Страшно представить, что чувствовал трёхлетний ребёнок, которого отобрали у матери…

- Хотя главная тамошняя мегера заверила меня, что с Алисой всё хорошо, – выдаёт Ковалёв недовольным тоном, – нянечка шепнула, что она от еды отказалась и ночью почти не спала, всё время плакала и звала тебя.

- Боже… – мне больно и внутри, и снаружи. Кажется, меня пропускают через мясорубку.

- Давай сначала заедем покормим её. И ты, наверное, тоже голодная? – спрашивает обеспокоенно Валера, доставая из багажника детское автокресло и закрепляя его на заднем сидении.

Не чувствую голода. Кажется, еда – последнее, о чём я была в состоянии думать в эти страшные сутки. Но киваю…

Заезжаем в какой-то наверняка недешёвый ресторан.

- Пожалуйста, сварите нам поскорее для ребёнка овсянку с молоком и сделайте бутерброд с маслом и сыром, – говорит Ковалёв официанту, который приносит нам меню. – А мы пока определимся с заказом.

Просьба Валеры звучит настолько безапелляционно и убедительно, что парень в форме кивает, будто им часто приходится экстренно кормить малышей блюдами, которых нет в меню.

- Ты даже не спросил, есть ли у них овсянка, – замечаю вслух.

- Магазин через дорогу. В чём проблема сгонять туда, взять хлопья и бросить их в кипяток? Они просто свои услуги включат нам в счёт. И все будут довольны.

Как у него всё просто…

Впрочем, фраза “любой каприз за ваши деньги” наверняка не на пустом месте возникла. Овсянка – своего рода каприз избалованного мажора, который теперь по фантастическому стечению обстоятельств стал моим мужем.

- Да брось, – Ковалёв будто читает мои мысли. – Наверняка для них это вообще не проблема. Не мы первые, не мы последние.

Сытая и спокойная Алиса быстро засыпает на руках. Адвокат снова уезжает заниматься решением моих проблем, а мы втроём отправляемся в отель.

Номер оказывается огромным. Тут две спальни и гостиная. Стараюсь не думать о его стоимости, такая расточительность мне кажется полным безумием. Смогу ли я к этому когда-нибудь привыкнуть?

- Давай малую сюда, – Валера открывает дверь одной из спален.

Он помогает мне устроить дочку на кровать и укрывает одеялом.

У меня тоже слипаются глаза, но нужно сперва смыть с себя тюремную грязь и запах.

- Наша спальня тут, – Валера толкает вторую дверь.

Замираю. Он сказал, что наш брак – не фиктивный, и мне придётся с ним спать. Я это помню. Но отчаянно надеюсь, что он даст мне время примириться с этой мыслью…

- Я думала, я с Алисой…

- Это не обсуждается, – злится Ковалёв, и я не решаюсь с ним спорить.

- Мне нечего переодеть, а это уже… – показываю кофту без пуговиц, которую приходится поддерживать руками. – Надо поехать забрать наши вещи у хозяйки.

- Всё решим, не парься.

Чего он от меня сейчас ждёт? Чтобы я приняла душ и пришла к нему в постель? Но я так устала, мне бы хоть пару часов поспать…

Санузел поражает воображение. Это целая комнатища! Чего тут только нет!

Скидываю одежду, пропитанную воспоминаниями об ужасах сегодняшней ночи, и забираюсь под тёплые струи воды…

Тугой узел внутри понемногу расслабляется. Из меня будто вынимают стержень, благодаря которому я продержалась последние сутки. Выключив воду и завернувшись в халат, опускаюсь на пол и реву.

Глава 20

Валерий

Оля не выходит из душа слишком долго. Начинаю волноваться. Тихо стучу, но она не открывает. Прислушиваюсь. Вода не льётся. Из-за двери до меня доносится только тихое всхлипывание.

Она там плачет?

Ненавижу женские слёзы. И в первый момент даже малодушно допускаю мысль сбежать и не вмешиваться.

А вдруг я могу ей чем-нибудь помочь?

Решительно дёргаю дверь. На удивление, она поддаётся.

Картина маслом – Оля сидит на полу и ревёт. Жесть…

- Что случилось? – поднимаю её рывком, перехватываю поудобнее и несу в комнату. – Оль, что с тобой?

Версий у меня несколько, и все они мне совсем не нравятся.

- Мне было так страшно, – продолжает всхлипывать. – Так страшно…

Она говорит о полиции? Немудрено… Или не только?

Опускаюсь на кровать, усаживаю её к себе на колени.

- Всё позади, всё уже закончилось, – прижимаю к себе крепко, глажу по спине. Целую, куда дотягиваюсь. – Я