( Не ) настоящая жена для магната - Анастасия Князева
Я не смогла договорить. В палату вбежала медсестра и, позвонив мосье Полю по сотовому, настойчиво велела мне удалиться.
В просторном светлом коридоре, выполненном в современном стиле и выдержанном в теплых тонах, кипела привычная жизнь. Двое охранников в черных костюмах стояли по обе стороны двери, провожая всех и каждого сканирующими взглядами. Герман расположился чуть в стороне, на небольшом белом диване. К нему я и направилась.
При виде меня, мой защитник почтительно поднялся. На его некогда непроницаемом лице появилось нечто похожее на улыбку.
Я села на край дивана и жестом попросила его сделать тоже самое.
— Маша проснулась, — не знаю, почему, но вдруг захотелось поделиться с ним своей радостью. — Врач сейчас осматривает ее.
— Уверен, с вашей сестрой все будет хорошо.
— Она у меня сильная. Намного сильнее меня. Настоящий боец…
Слова лились сами собой, я уже не контролировала себя. Правильно говорят, что с незнакомцами куда проще делиться своими переживаниями, чем с самым близким и родным на свете человеком. От чужого ты не ждешь одобрений, не боишься его осуждения или непонимания. Ты просто говоришь все то, что лежит на сердце и все. Просто потому что тебе это необходимо.
— Она ведь не всегда была больна. Первые признаки появились, когда мы учились в школе. Уже тогда родители делали все возможное, чтобы отдалить нас друг от друга. Мы учились в разных концах города в двух разных гимназиях и мало кто знал, что у четы Куликовых на самом деле две дочери… близнецы. Я все думаю, зачем они это делали. Почему всеми правдами и неправдами пытались разлучить нас?
Вскинув голову, я встретилась взглядом с холодными, непроницаемыми глазами Германа. Мужчина слушал меня. Внимательно. Ловя каждое слово. Мне кажется, он и не умел по-другому. Если и делал что-то, то до конца, доводя до совершенства.
Я уважала таких людей. Искренне. Отчасти потому, что сама никогда не грешила особым усердием, отчасти из-за что, что люди по своей натуре существа эгоистичные и всегда стремятся к лучшему, хоть и сами никогда такими не станут.
Моя творческая натура была изменчива и до крайности шаловлива. Не раз мне приходилось страдать из-за нее, пересиливать, ломать себя, потому что другие ждали от меня прилежности и усердия. Потому что я постоянно должна была соответствовать. Сначала это были ожидания и требования родителей, потом и общества в целом. Я была кем угодно: дочерью, сестрой, дублершей, женой… Но никогда собой. И это тяготило…
— Очень трудно понять вашу семью, — вкрадчивый голос телохранителя пробил пелену грустных мыслей и замаячил вдали, подобно слабому лучику света, — почти невозможно. Да и зачем вам это? Вы ищите оправдания людям, которые этого не заслуживают. Конечно, у меня не было семьи, я не знаю, какой она должна быть. Мне это незнакомо. Зато я знаю, какой точно семья быть не должна. Лживой. Ложь убивает. Разрушает даже самые надежные строения. Проникает в фундамент, как плесень, и разъедает изнутри. Семья ваших родителей давно прогнила. Ее уже не спасти. Но в ваших руках ваша собственная, та семья, которую создадите вы сами. Думайте лучше о ней и о том, чтобы ваши дети никогда не узнали того, через что прошли вы с сестрой.
Я подняла глаза. Герман внимательно смотрел на меня. Некоторое время мы сидели в тишине, нарушаемой лишь звуком торопливых шагов персонала. Наконец, мужчина поднялся и, замерев передо мной во весь рост, дружески подмигнул.
— Не думайте о прошлом. Жизнь слишком прекрасна, чтобы тратить ее на грустные воспоминания. Лучше оглянитесь по сторонам. У вас есть все, что нужно для счастья, — с этими словами он кивнул в сторону лифта.
Я проследила за его взглядом и увидела Артема. Муж, улыбаясь, шел к нам. В строгом деловом костюме и белоснежной рубашке. Истинный хозяин жизни. Моей жизни…
Как же я его любила! Иногда я боялась силе собственных чувств. Казалось, человек просто не может быть настолько привязан к кому-то. Так, чтобы всецело покориться ему, раствориться в нем без остатка.
На моем пальце сверкало его кольцо — бриллиант столь изумительной чистоты и огранки, что порой я не могла оторвать от него глаз, точно он обладал какой-то магической силой. Символ того, что я больше не одна. И он не мог укрыться от внимания сестры.
Маша точно его заметила…
Холодок дурного предчувствия прошелся по моему позвоночнику, стирая улыбку с губ.
Что же я скажу ей? Как объясню…
Слезы снова выступили у меня на глаза.
— Олененок? — спросил Артем, обнимая меня. — Что-то не так?
Все… все не так. Почему каждый раз, когда я хочу стать счастливой, возникает какое-то новое препятствие? Почему все так? За что?
— Марин, скажи мне, от чего эти слезы? Что случилось?
— Я просто… просто счастлива, вот и все, — прошептала я, пряча лицо у него на плече.
Артем притянул меня к себе, целуя волосы, висок, стирая мокрые дорожки с щек и слегка покачивая из стороны в сторону. Я бы хотела навсегда остаться в этих объятиях. И чтобы не было никаких проблем. Чтобы ни одна преграда не стояла у нас на пути.
Осторожно подхватив меня под руку, муж отвел меня в комнату отдыха, где мы часто бывали прежде. Усадив меня в одно из мягких кресел, он вытащил из кармана носовой платок и вытер мне глаза.
— Лучше?
Я молча кивнула.
— Вот и хорошо, — Артем присел передо мной на корточки и взял мои холодные руки в свои. — А теперь рассказывай, почему ты плакала, — наклонившись, он провел губами по моей ладони. — Хватит с нас тайн.
Я подняла голову и посмотрела на него.
— Маша… — наконец, я заставила себя заговорить. — Она пришла в себя.
— Так это же замечательно! Значит, скоро можно будет провести пересадку, и мы вернемся домой.
Домой…
Это слово ранило в самое сердце.
А есть ли он у меня?
Я сделала медленный вдох.
— Я… я боюсь, Тем. Мне очень страшно…
Артем нахмурился. Между его густых темных бровей залегал глубокая складочка.
— Маша ведь не знает ничего… про нас, про маму с папой… — мой голос предательски задрожал, в глазах снова заблестели слезы. — Она возненавидит меня. Никогда не простит… Боже, что мне делать?
Артем резко встал и, подхватив меня на руки, усадил на свои колени и крепко прижал к себе.
Его горячее дыхание коснулось моего виска, твердые губы проложили цепочку поцелуев до самых губ.
— Марина. Моя маленькая глупая девочка. Как же ты любишь драматизировать.
— Но это правда!
