Девочка, которую нельзя. Книга 2 - Стася Андриевская
Гордеев опустил вдруг руку мне на колено.
— Слав…
Я дёрнула ногой. Он вздохнул и, убрав руку, снова уставился на дорогу.
Вскоре я заснула. Во сне видела Рагифа, бабу Нюру и Деда Мороза. Верку и Айболита. А ещё Коломойца. С ним мы, кстати, обнимались. Словом, бессмысленный полубред, который ещё и оборвался на кошмаре: висящей в петле маме. Она улыбалась и тянула ко мне руки, словно желая обнять.
Я очнулась резко, чувствуя, как покрываюсь холодной испариной. Поёжилась.
— Там ветровка моя, возьми, — кивнул на заднее сиденье Игнат.
— Что за камни? — всё ещё смаргивая жуткий образ мёртвой мамы, с трудом выдавила я. Зуб на зуб не попадал, глаза пекло. — Долю от чего тебе предлагал Рагиф?
Игнат глянул на меня внимательно, потянулся рукой. Я взбрыкнула, уворачиваясь. Он безапелляционно припечатал меня к спинке кресла и всё-таки тронул лоб. Буркнул в сердцах:
— Твою мать. Не вовремя.
Ладонь его была такой прохладной! Захотелось, чтобы он подержал её подольше или спустил ниже, на глаза, но я только повела головой, разрывая контакт.
— Что за камни?
Он помедлил, но ответил. Со всеми подробностями рассказал, как в Чечне вместе с моим отцом наткнулись на тайник. Там были доллары, золото в ювелирке и мешочек с камнями.
— …Мы с ним алмазов вживую ни разу не видали, только в кино, но тут сразу поняли, что это они. Характерная огранка, блеск такой особенный. Короче, золото-доллары мы оттащили в штаб, а камни притырили для себя. Вроде немного, всего с горсть, но их надо было надёжно спрятать до лучших времён. Поэтому мы с Олегом условились о месте новой закладки, и ночью я сбежал из части прятать камни, а он остался прикрывать меня перед дежурными. А на обратном пути меня схватили. Чисто сработали — как будто ждали и знали где буду. Повели к своим, но и тут не срослось — по артобстрел попали. Ну и всё. Из-под обстрела меня вывели, но память двух последних дней отшибло от контузии. Включая не только место закладки, но и сами камни в принципе.
— И тебя пытали, а ты даже не знал за что…
— К счастью. Знал бы — прибили бы на хрен и всё. А так до последнего берегли.
— Да уж, — представив вдруг не затянувшиеся шрамы, а живую, свисающую лохмотьями плоть, поёжилась я. — Берегли… — Колотило ознобом, сохли губы. Тошнило и одновременно клонило в сон, но я сопротивлялась сонливости, торопясь узнать сразу всё. — Но с чего ты взял, что это отец? Может, просто совпало?
— Не может. Палачи задавали конкретные вопросы. Думаю, план Олега был в том, чтобы забрать камни из условленного места пока меня вели на допрос. А там уже не важно, что именно я рассказал бы боевикам. Понятно, что при любом раскладе мне конец. И о камнях не узнал бы больше вообще никто.
— Тогда почему они не взяли его самого? И как он им сообщил вообще?
— Этого я не знаю. Знаю только, что в то время, как меня рвали на куски, он благополучно дембельнулся и утешил мою девушку. Но это уже проза жизни.
Надолго замолчали. Мне было так стыдно за отца и горько за себя! Пожалуй, вот она — настоящая стена между мной и Игнатом. Не Лариска, не девственность моя дурацкая, а далёкое прошлое. Просто я дочь заклятого врага, которому уже не отомстить лично. Если только не…
— Это ты его убил?
Игнат ответил не сразу. Словно то, что он собирался сказать травило его изнутри и сжимало тисками горло.
— Тут такое дело… Возможно никто. Ходят слухи, что он жив.
— Но… — обмерла я. — Но я сама по телевизору видела…
Боже, ну что я несу! Какой, к чёрту, телевизор! Его посадили на счётчик Жагровские — это раз. Упустил меня, залог по своему долгу — это два. И ещё и тайник обокрали. Тут уж действительно лучше самому заранее сдохнуть!
— Мама действительно украла у него камни?
— Я не знаю, Слав. Это ты мне скажи.
Я зажмурилась. Глаза резануло сухим жаром, тяжёлым гулким колоколом гудела голова, но мне было уже всё равно. Пазл окончательно сложился.
— Значит, Рагиф сказал правду, и ты действительно из-за них ко мне прицепился? Поэтому и контору свою кинул? И со мной… вчера… Поэтому?
Он не ответил, лишь сцепив зубы до отказа втопил педаль в пол.
Глава 19
Меня колотило — жёстко, со рвотой и изнуряющей слабостью. Даже пришлось застрять в очередном временном жилье.
Всё это время Игнат был рядом: следил за температурой, выносил тазик и приносил какие-то травяные настои. Словно раненного бойца сопровождал, подставив плечо, в туалет и прямо в постели кормил куриным бульончиком с ложки. Иногда я выплывала из лихорадки, словно из раскалённой пучины Ада, в которой даже дышать приходилось раскалённой лавой, и понимала, что это краткое чудо воскрешения сотворила опустившаяся на лоб ладонь. Превозмогая резь в глазах, молча смотрела на склонившееся надо мной сильно заросшее, озабоченное лицо… и тут же снова отключалась.
А однажды я проснулась вдруг среди ночи и обнаружила Игната спящим на кровати рядом со мной. Он прижимал меня к себе — так крепко, что тело покрылось испариной, но при этом впервые за долгое время мне было легче дышать и не пронзало раскалённой спицей виски.
Повернула голову, и Игнат тут же чутко очнулся. Приподнялся на локте, вглядываясь мне в лицо, поймал взгляд. Секунда, другая… Осторожно опустив ладонь, повёл по щеке, то ли проверяя температуру, то ли убеждаясь что я настоящая… И вдруг порывисто подался вперёд и приник к губам. Я ответила — упиваясь, с жадностью, но уже в следующий миг с трудом заставила себя отвернуться.
— Нельзя! Заразишься.
— Да куда уж больше, — хрипло шепнул он и снова настойчиво поймал губы.
Я тонула в его нежности. Даже не думала, что он на такое способен. Но грубые, привыкшие к жёсткой борьбе и подчинению руки оказывается умели быть и изнуряюще ласковыми. А поцелуи заставляли дрожать от предвкушения и, преодолевая робость, просяще подаваться навстречу… И всё же, несмотря на трепет и осторожность, снова были боль и кровь. Гораздо меньше, но всё-таки. Я жутко смутилась, поэтому до последнего молчала и терпела, благо, что было темно. Но Игнат, конечно, всё равно увидел, когда пошёл в ванную смывать наполненную семенем пригоршню. Вернувшись, взволнованно положил руку мне на живот.
— Это нормально?
— Откуда я знаю, — зарделась я. — Ты
